Бортовой журнал 4 - [38]

Например, «мой хлеб» или «моя одежда».

Кто-то, наверное, может так сказать о стране, называя ее «моей», но только не я, так как я очень бережно отношусь к словам.

К русским словам и к русскому языку.

Я на нем думаю и именно поэтому я – русский, у меня русское сознание.

Так что я не могу сказать, что я владею этой страной, потому что, с моей точки зрения, владея, ты можешь поступать с ней как заблагорассудится – можешь делить, продавать.

Поэтому я не могу сказать про эту страну, что она моя. Я не в праве. Я часть этой страны.

Я в этом деле похож на американских индейцев или на аборигенов Австралии.

Когда тем и другим белые предложили купить их земли, они ответили, что земля им не принадлежит, что это они принадлежат этой земле.

Я именно так себя и ощущаю – принадлежащим этой земле. Она входит в поры. Она в моем существе.

Я ее чувствую. Я ее ощущаю. Кожей.

Я ее защищал, защищаю и буду защищать, потому что мне за нее больно, потому что я – ее часть.

Это очень глубоко во мне сидит.

Так что эта страна не моя, это я – маленькая часть этой замечательной, дивной, удивительной, родной для меня страны.

И потом в «моей стране» я могу бросить на землю окурок, могу плюнуть, вообще, могу сделать что угодно, а вот в «этой» стране я не буду этого делать. Мало того, если кто-то бросит окурок или плюнет тут на землю, то мне становится больно.

Я физически ощущаю эту боль и унижение. Это в меня бросили окурок и на меня плюнули.

И я страдаю, когда вижу, как сносят старинные дома.

Я страдаю от одного только вида развалин и помоек.

Мне больно. Ничего с этим не могу поделать. Болит.

* * *

«Все мы трудимся на великой ниве нашего просвещения, жатва которого зреет на наших глазах.

То есть медленными шагами негромкого, случайного приращения наши физические, математические, геодезические, технологические, химические, историографические, драматические, биологические и гомеопатические знания, а также всякие прочие отросли человеческого разумения в течение многих столетий всползали на вершину, достигнув которой они не только не станут более куда-либо всползать, но и вообще перестанут двигаться, колебаться, вздрагивать и вздуваться» (Эрик Гильдебранд. «Чтения»).

* * *

Баса, ой баса! Это то же самое, что краса, хорошевство, пригожесть, нарядность, изящество, украса, прикраса. А что еще остается? Что еще можно сказать?

Эта земля должна возопить.

Попомните мое слово.

Обязательно это случится, потому что нельзя.

Нельзя безнаказанно срывать скверы и ставить на их месте дома. Нельзя это делать.

Вырубили дерево – посадите дерево, перерыли газон – посадите газон. Эта земля и так вас долго терпит.

А потом пойдут плывуны. И дома начнут под землю уходить. Вы же строите как попало. Это даже строительством назвать трудно – вы хапаете. Вы хапаете, хапаете, хапаете. Все никак не нахапаетесь.

Вы сгоняете людей с понравившейся вам земли.

У вас на дворе Средневековье.

Вы сейчас живете в Средние века.

Вам понравилось что-то, вы пришли и отобрали. Это называется «Средние века».

Средневековьем это все называется.

А вокруг уже давно все живут по другим законам, и только вы отличаетесь удивительным историческим долголетием. Длите вы историю.

А она уже прошла.

Ее уже в школах изучают: «псы-рыцари», «монголо-татарское иго», «овцы съели людей», «восстание лионских ткачей».

Все уже было.

А у вас – и было, и есть, и будет.

А потом будем искать врагов на стороне.

А потом будем говорить, что пришли из-за границы и все-все нам тут порушили. Только мы, понимаешь, взялись созидать, наваяли, а они, поганцы!..

Обязательно придут.

И порушат. Обязательно.

Потому что нельзя рыть яму в песке и думать, что она простоит вечно.

Чем глубже яма, тем выше желание окружающего песка в нее хлынуть.

И он хлынет. Ему ничего не останется. Вы глубоко роете, вам все мало.

И охрана нашей природы вас поддерживает.

Потому что это своя охрана.

Она появляется по мановению волшебной палочки. Раз – и появился кудрявый охранник.

Защитник природы. Ее радетель.

Очень у него гладкая, сытая морда.

Почему у него морда? Потому что лицом это никак нельзя назвать.

Только мордой. Щелк пальцами – и он заговорил. И все о полях, да о лесах, да о реках и нерестилищах для рыб.

Плевали вы на эти нерестилища.

И на город вы плевали.

И на скверы.

И на газоны.

И на деревья.

И на всех здешних жителей.

Вы же живете не здесь. Вы живете за городом. Вы живете за чертой. Вы сами провели черту – «сюда нельзя» – там живете.

А в этот город вы только наведываетесь.

Для охоты.

А город для вас – объект охоты. И все в городе – объекты охоты. Разной охоты.

И под всем под этим есть законодательная база. Уверен. Можно даже не читать. Вы сделаете себе базу. Любую.

Но есть еще земля. С ней не договориться.

Ждите. Будет.

Ах, какое все-таки нас окружает разнообразие странных и чудных характеров!

И все-то они во главе. Во главе чего-то. Все-то они кормятся – при ком-то, при чем-то, при как-то.

Вот в чем истинная причина превосходства наших комедий над французскими, английскими, итальянскими, германскими и всеми прочими.

* * *

А давайте все подумаем: как нам обустроить этот город? Все мы подумаем, и какие-то мысли у нас появятся или предложения. Может быть, даже разумные.