Бородинское пробуждение - [26]

– Вот вы из армии, а ничего толком не говорите, – укоряла меня другая.

– Да я так, второе лицо, – ответил я.

– Как второе?

– Старшим со мной другой офицер.

– Какой офицер, где он, как его звать?

– Ротмистр Листов.

– Это какой Листов? Который с Лашковым стрелялся?

– Не знаю, – сказал я.

– Как же не знаете? Ведь он с Лашковым стрелялся из-за крепостной!

– Вот уж и крепостной! – возразила черноволосая. – Откуда ты знаешь?

– Он ему ухо отстрелил! – сказала другая.

– Я бы и в лоб не пожалел, – вставил офицер в форме улана.

Общество оживилось.

– Постойте, постойте! – вмешался сияющий Ванечка. – Поручик, вы что же, не слышали про Листова?

– Да, в общем… – сказал я.

– Ах, какая романтическая история! – воскликнула черноволосая.

– Он в крепостную влюбился!

– Так уж и крепостную! Откуда ты знаешь?

– Все говорят!

– Они бумаги подделали!

Поднялся гомон.

– Постойте, постойте! – кричал Ванечка. – Поручик, я расскажу! Я знаю наверное! Мне Хлудов в точности описал, он секундантом был на дуэли. Значит, так, с чего там началось?

– Он увидел ее в Воспитательном доме, – подсказал кто-то.

– Ага! Значит, так, поручик. Лашков-старший, это толстое брюхо, едет на спектакль в Воспитательный дом, видит там очаровательное видение и возгорается мыслью добыть его в свой домашний театр, так сказать, пригреть сироту.

– Знаем мы его домашний театр! – сказала черноволосая. – Одни наложницы, как только Москва его терпит.

– Ну вот, – продолжал Ванечка. – Стало быть, начинает выпрашивать девушку у директора Тутолмина. А только и всего требуется, что ее согласие. А она согласия не дает! Тут и молодой Лашков на девушку польстился. Как, бишь, ее звать? Кто помнит?

– Настасья! Катерина! Наталья!

– Неважно. Долго ли, коротко, Лашковы вдруг предъявляют Тутолмину бумаги, по которым следует, что девушка эта дочь их крепостной, бежавшей с каким-то там… я уж не знаю. Словом, забирают ее силой из Воспитательного дома, обхаживать начинают, а она упрямится.

– Я точно знаю, что они бумаги подделали! – сказала девушка в платье с шарами.

– А тут и Листов ввязался, – сказал Ванечка. – С Лашковым он был в приятелях и знал всю историю. За девушку стал вступаться…

– Влюбился!

– Потом дуэль с Лашковым, а после девушка исчезает.

– Он ее увез!

– Но куда? Что ему с ней делать? Не жениться же?

– А пусть бы и женился. Шереметев женился на своей крепостной.

– Но у той воспитание! Она по-французски говорит и какая актриса!

– У этой тоже воспитание! Я видела, у нее стать, как у дворянки! Если сирота, это не значит, что из простых. Мало ли всяких историй на свете!

– Господа, господа! – кричал Ванечка. – Хватит об этом! Будут у нас танцы, наконец?

– Старик объявил «тихий бал», – сказал улан.

– Разве они дадут повеселиться! – Черноволосая посмотрела на шуршащих разговором стариков.

– Им только черепашьи супы есть да в «бостон» играть!

– А я люблю «тихий бал». Не то что в Благородном собрании, где свечи от духоты гаснут.

– Помните, как у Небольсиной на именинах Ростопчин прислал громадный торт? Его раскрыли, а оттуда вышел карлик с незабудками!

Подошел лакей с большим подносом, уставленным запотевшими бокалами.

– Венгерское. Пожалуйте-с.

– А ананасы?

– Ананасов нет по случаю войны-с, – ответил лакей.

– У Апраксиных были вчера ананасы!

– Не могу знать-с, – твердо ответил лакей. – Холодный рябчик, кулебяка, фрукты и мороженое пожалуйте. В обеденной.

– Кулебяка? Фи!

– Господа! – сказал Ванечка. – Я предлагаю собрать по комнатам молодежь. Салтыков, Мамонов и Гагарин здесь.

– Вяземский, – добавил кто-то.

– Копьев, Арсеньева, Павлова…

– Вот-вот! – сказал Ванечка. – Я предлагаю собрать всех в зеленую гостиную и сыграть фанты! Дамы и господа! В кои-то веки собрались! Может, последний вечер в Москве! Завтра многие уезжают в армию.

– Фанты, фанты! – закричали все.

Мы взяли в руки по свечке и пошли по комнатам с криком:

– Фанты, фанты! Последний раз фанты в городе Москве!

– А вон и наш граф, – сказал мне адъютант. – Вы подойдете к нему?

– Пожалуй.

– А я исчезаю. Ждем вас в зеленой гостиной. Туда и ужин подадут.

– Фанты, фанты! – закричал он тут же, убегая за остальными. – Последний раз фанты в городе Москве!

3

Ростопчин был в том же сюртуке с генеральскими эполетами, только галстук сменил на более светлый. Он первый увидел меня и сразу подошел, бросив разговор с кем-то из гостей.

– О! – сказал он. – Не ожидал так рано. – Он скользнул взглядом по моему гусарскому мундиру, но ничего не сказал.

– Как съездили? Застали свою модель? – Глаза его искали Фальковского.

– Увы, не застал, – ответил я. – А капитана нет, могу предложить только его треуголку.

Я коротко рассказал о происшествии у дома Листовых.

– Но это странно, – сказал Ростопчин. – В чем же дело?

– Не знаю. Но, может быть, вот в чем. По дороге я спросил Фальковского, не опасается ли он, что я ударю его и сбегу.

– Вот как? – Ростопчин вскинул брови.

– Боюсь, моя угроза обернулась не шуткой. Похоже, его действительно кто-то ударил.

– Но кто?

Я пожал плечами.

– Ведь я намекал вам, что я человек не простой. Кое-какие, даже шутливые мои предсказания могут сбываться. Особенно если дело касается меня и моей личной свободы. Ведь Фальковский уверял, что я под арестом, хоть и условным.