Борька, я и невидимка - [23]

Но из нашего класса еще никто не ушел. Ребята его любят. Потому что он какой-то честный. Если у нас чего-нибудь не получается, он прямо переживает. Будет по два часа показывать и объяснять, пока не получится. И если там напильник сломал нечаянно или заготовку испортил, ничего не скажет. А вот если кто лодырничает, он обижается, как маленький. Честное слово, просто по лицу видно, что обижается. Как будто он никогда лодырей не видел.

В шестом «Б» он одному тоже сказал про четверку. А тот говорит: «Поставьте». Алексей Иванович взял и поставил. А тот ушел. И Алексей Иванович никому не жаловался. На другой день тот ученик снова пришел. Алексей Иванович ему сказал: «За отметкой пришел или работать?» А он говорит: «За отметкой». Алексей Иванович опять поставил четверку. Так Алексей Иванович наставил ему целую кучу четверок. Тот просто не знал, что делать с этими четверками. А ребята перестали с ним разговаривать. Тогда он говорит ребятам: «Исключайте меня из пионеров». А ребята говорят: «Мы тебя нарочно не исключим, чтобы тебе было стыдно галстук носить». Тогда он пошел к Алексею Ивановичу, попросил вычеркнуть четверки. Алексей Иванович сказал, что просто так он не вычеркнет, но может обменять каждую отметку на деталь. И тому ученику пришлось работать в два раза больше — за новые уроки и за старые. А ребята с ним не разговаривали, пока он не обменял последнюю четверку. Они сговорились и не замечали его, как будто его вообще нет. А после того как он обменял последнюю четверку, ребята встретили его у школы и стали по очереди с ним здороваться:

—  Здравствуй!

—  Привет!

—  С добрым утром!

Он обрадовался, что с ним разговаривают, и стал пожимать всем руки. А его спрашивают:

—  Как поживаешь?

Он отвечает:

—  Ничего.

Ему говорят:

—  Что-то тебя давно видно не было.

Он говорит:

—  Как — не было? Я же каждый день в школу хожу.

А ребята говорят:

—  Что-то мы не замечали, — и начали спрашивать друг друга: — Ты видел? А ты видел? И ты не видел?

И сами отвечают:

—  Я не видел.

—  И я не видела.

—  Не было его.

—  Совсем не было.

—  Начисто!

Так и говорили ему, пока он чуть не заревел. А потом каждый дал ему по одному пенделю за Алексея Ивановича, и его простили. Теперь, когда ему даже за дело четверку ставят, у него коленки дрожат.

Меня Алексей Иванович зовет «форсун» — за разговоры. А Борьку — «трудяга». Он всегда нам Борькины детали показывает, как они хорошо сделаны. Борьку Алексей Иванович очень любит за его приемники. Он говорит, что из Борьки получится настоящий механик высшего разряда. Я спросил Алексея Ивановича, что из меня получится.

—  Из тебя пока неизвестно что получится.

—  Вот и хорошо, — ответил я. — Из Борьки — уже всем известно. Механик. А из меня — неизвестно. Может быть, артист или водолаз.

—  Артист из тебя уже получился. Язык у тебя хорошо работает. Вот только руки за языком не поспевают.

Мне Алексей Иванович всегда про язык говорит. Но я на него не обижаюсь. Он мне нравится. И очки у него интересные — с двойными стеклами. Одна половинка для ближнего зрения, другая — для дальнего. Наверное, у него специальные очки, чтобы видеть, кто лодырничает.

Вначале по труду мы делали такие угольнички. На них полки подвешивают. Нам давали полоски железа. Их нужно было опилить напильником. Потом наметить керном, где сверлить, и просверлить дырки. А дальше уже и делать нечего — в тиски вставить и загнуть. Нам больше всего нравилось сверлить на станке. Дырочки ровные получались, как по циркулю. Только этот станок очень быстро сверлит. Возишь, возишь напильником — даже устанешь, пока заготовку опилишь. А к станку подошел — чик! — пожалуйста, четыре дырки. И удовольствия всего на полминуты. Мне даже поэтому сверлить жалко.

Но я и так больше всех насверлил. Десять дырок я выменял у Алика за два мелкокалиберных патрона. Восемь дырок мне подарил Борька. А шестнадцать дырок я стащил у Вовки Дутова. Мне просто надоело, что он всегда жадничает. Другие сделают заготовку и бегут к станку. А Дутов не бежит. Он весь урок дырки копит. А потом подойдет к станку и наслаждается, и сияет, будто его маслом намазали. Сразу по двадцать дырок сверлит.

Я подговорил Алика, чтобы он отозвал Дутова, а сам взял Вовкины заготовки и пошел к станку. Вот насверлился! А ребята по очереди отвлекали Дутова. Эх, он разозлился тогда. Он сразу сказал, что это я сделал, хоть и не видел. Он обещал, меня подкараулить после школы. Но после школы мы пошли с Борькой. А на двоих Дутов никогда не нападает.

Алику я за это отдал три своих дырки.

А Дутов теперь заготовки к тискам проволокой прикручивает, чтобы не украли.

Алексей Иванович нам все время обещал, что скоро шефы привезут токарные станки. На токарных ведь еще интереснее, чем на сверлильном. Алексей Иванович нам объяснял, как резцы устанавливать, как затачивать. На доске чертил. Только это неинтересно — на доске. Это все равно, что голодному про еду рассказывать.

Ребята давно этих станков ждали.

Один раз мы пришли на урок, а Алексей Иванович говорит:

—  Урока не будет.

А сам очень довольный. И в новой рубашке, даже галстук надел. Никогда он галстука не носил. Мы спрашиваем: