Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922 - [4]

Целую Вас через сотни

Разъединяющих верст.

Я знаю: наш дар — неравен.

Мой голос впервые — тих.

Что Вáм, молодой Державин,

Мой невоспитанный стих!

На страшный полет крещу Вас:

— Лети, молодой орел!

Ты солнце стерпел, не щурясь, —

Юный ли взгляд мой тяжел?

Нежней и бесповоротней

Никто не глядел Вам вслед…

Целую Вас — через сотни

Разъединяющих лет.

12 февраля 1916

«Ты запрокидываешь голову…»

Ты запрокидываешь голову —

Затем, что ты гордец и враль.

Какого спутника веселого

Привел мне нынешний февраль!

Позвякивая карбованцами

И медленно пуская дым,

Торжественными чужестранцами

Проходим городом родным.

Чьи руки бережные трогали

Твои ресницы, красота,

Когда, и как, и кем, и много ли

Целованы твои уста —

Не спрашиваю. Дух мой алчущий

Переборол сию мечту.

В тебе божественного мальчика, —

Десятилетнего я чту.

Помедлим у реки, полощущей

Цветные бусы фонарей.

Я доведу тебя до площади —

Видавшей отроков-царей…

Мальчишескую боль высвистывай,

И сердце зажимай в горсти…

— Мой хладнокровный, мой неистовый

Вольноотпущенник — прости!

18 февраля 1916

«Откуда такая нежность?..»

Откуда такая нежность?

Не первые — эти кудри

Разглаживаю, и губы

Знавала темней твоих.

Всходили и гасли звезды,

— Откуда такая нежность? —

Всходили и гасли очи

У самых моих очей.

Еще не такие песни

Я слушала ночью темной,

— Откуда такая нежность? —

На самой груди певца.

Откуда такая нежность?

И чтó с нею делать, отрок

Лукавый, певец захожий,

С ресницами — нет длинней.

18 февраля 1916

«Разлетелось в серебряные дребезги…»

Разлетелось в серебряные дребезги —

Зеркало, и в нем — взгляд.

Лебеди мои, лебеди

Сегодня домой летят!

Из облачной выси выпало

Мне прямо на грудь — перо.

Я сегодня во сне рассыпала

Мелкое серебро.

Серебряный клич — звонок.

Серебряно мне — петь!

Мой выкормыш! лебеденок!

Хорошо ли тебе лететь?

Пойду и не скажусь

Ни матери, ни сродникам.

Пойду и встану в церкви,

И помолюсь угодникам

О лебеде молоденьком.

1 марта 1916

«Гибель от женщины. Вóт — знак…»

Гибель от женщины. Вóт — знак

На ладони твоей, юноша.

Долу глаза! Молись! Берегись! Враг

Бдит в полýночи.

Не спасет ни песен

Небесный дар, ни надменнейший вырез губ.

Тем ты и люб,

Что небесен.

Ах, запрокинута твоя голова,

Полузакрыты глаза — чтó? — пряча.

Ах, запрокинется твоя голова —

Иначе.

Голыми руками возьмут — ретив! упрям! —

Криком твоим всю ночь будет край звóнок!

Растреплют крылья твои по всем четырем ветрам,

Серафим! — Орленок! —

17 марта 1916

«В день Благовещенья…»

В день Благовещенья

Руки раскрещены.

Цветок пóлит чахнущий,

Окна настежь распахнуты, —

Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья

Подтверждаю торжественно:

Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!

Летите — куда глаза глядят

В Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья

Улыбаюсь до вечера,

Распростившись с гостями пернатыми.

— Ничего для себя не надо мне

В Благовещенье, праздник мой!

23 марта 1916

«Четвертый год…»

Четвертый год.

Глаза — как лед.

Брови — уже роковые.

Сегодня впервые

С кремлевских высот

Наблюдаешь ты

Ледоход.

Льдины, льдины

И купола.

Звон золотой,

Серебряный звон.

Руки — скрещены,

Рот — нем.

Брови сдвинув — Наполеон! —

Ты созерцаешь — Кремль.

— Мама, куда — лед идет?

— Вперед, лебеденок.

Мимо дворцов, церквей, ворот —

Вперед, лебеденок!

Синий

Взор — озабочен.

— Ты меня любишь, Марина?

— Очень.

— Навсегда?

— Да.

Скоро — закат,

Скоро — назад:

Тебе — в детскую, мне —

Письма читать дерзкие,

Кусать рот.

А лед

Всё

Идет.

24 марта 1916

«Облака — вокруг…»

Облака — вокруг,

Купола — вокруг.

Надо всей Москвой

— Сколько хватит рук! —

Возношу тебя, бремя лучшее,

Деревцо мое

Невесомое!

В дивном граде сем,

В мирном граде сем,

Где и мертвой мне

Будет радостно, —

Царевать тебе, горевать тебе,

Принимать венец,

О мой первенец!

Ты постом — говей,

Не сурьми бровей

И все сорок — чти —

Сороков церквей.

Исходи пешком — молодым шажком! —

Всё привольное

Семихолмие.

Будет твóй черед:

Тоже — дочери

Передашь Москву

С нежной горечью.

Мне же вольный сон, колокольный звон,

Зори ранние —

На Ваганькове.

31 марта 1916

«Из рук моих — нерукотворный град…»

Из рук моих — нерукотворный град

Прими, мой странный, мой прекрасный брат.

По цéрковке — всé сорок сороков,

И реющих над ними голубков.

И Спасские — с цветами — воротá,

Где шапка православного снята;

Часовню звёздную — приют от зол —

Где вытертый — от поцелуев — пол;

Пятисоборный несравненный круг

Прими, мой древний, вдохновенный друг.

К Нечаянныя Радости в саду

Я гостя чужеземного сведу.

Червонные возблещут купола,

Бессонные взгремят колокола,

И на тебя с багряных облаков

Уронит Богородица покров,

И встанешь ты, исполнен дивных сил…

— Ты не раскаешься, что ты меня любил.

31 марта 1916

«Мимо ночных башен…»

Мимо ночных башен

Площади нас мчат.

Ох, как в ночú страшен

Рев молодых солдат!

Греми, громкое сердце!

Жарко целуй, любовь!

Ох, этот рёв зверский!

Дерзкая — ох! — кровь!

Мой — рóт — разгарчив,

Даром, что свят — вид.

Как золотой ларчик

Иверская горит.

Ты озорство прикончи,

Да засвети свечу,

Чтобы с тобой нонче

Не было — как хочу.

31 марта 1916

«Веселись, душа, пей и ешь!..»

Веселись, душа, пей и ешь!

А настанет срок —

Положите меня промеж

Четырех дорог.

Там где вó поле, во пустом

Вороньё да волк,

Становись надо мной крестом,

Раздорожный столб!

Не чуралася я в ночú

Окаянных мест.

Высокó надо мной торчи,

Безымянный крест.