Борис Парамонов на радио "Свобода" 2007 - [3]

И вот в этом смысле нынешнюю ситуацию в России, равно как и перспективы ее дальнейшего движения, можно рассматривать со сдержанным оптимизмом. Конечно, русского человека хлебом не корми, только дай вволю поначальствовать над ближним. Слово «начальник» в советские времена неразличимо слилось со словом «хозяин». Да и в старину: хозяин – барин: как тут отличить экономическую реальность от внеэкономического принуждения? Но – наступили поистине новые времена. Сейчас власть интересна главным, если не единственным образом как средство обогащения. Доказывать это излишне.

То есть впервые после многих коммунистических лет в России восторжествовало учение Маркса. Деньги решают всё. А коли так – в конце концов, заживем. Посрамим Евгения Дюринга.

Отмоем деньги – чище станем.

Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/427334.html

* * *

[Русский европеец Петр Лавров] - [Радио Свобода © 2013]

Петр Лаврович Лавров (1823—1900) — один из столпов русского народничества: идеологии и политического движения в России второй половины XIX века, да и вообще русского культурного умонастроения того времени. Будет приблизительно верным сказать, что вся русская культура после Пушкина и до Чехова была под властью народнических настроений. Культурные слои России остро реагировали на факт крепостного права, испытывали чувство коллективной вины. Психологическим и социо-культурным следствием такого настроения явилось создание народнического мифа. Народ виделся средоточием добра и мудрости. Это характернейшая демонстрация русского этоса: раз страдает — значит прав. Но к морали примешались, как уже было сказано, идеология и политика. Появилось представление о том, что формы народной жизни в России — пресловутая крестьянская община — это готовая база для социализма, что Россия придет к социализму — тогдашний общеевропейский идеал передовых людей — не через муки капиталистического разорения и обнищания масс, а прямо из недр общины. В России пролетариата, слава Богу, нет — это давало не только надежду социалистам, но и служило некоей гарантией стабильности для консерваторов. Поэтому в России так фатально запоздали с уничтожением общины, бывшей, как со временем стало понятно, тормозом российского развития.

Лавров подробно разработал один из народнических мотивов — тему долга перед народом со стороны культурных людей. Это было, повторяем, общероссийским настроением, для подобных переживаний не надо было быть революционером. Лаврову пришлось стать революционером, эмигрантом и одним из вождей народничества поневоле. Он был чрезвычайно корректный и, если угодно, преуспевший член общества: полковник, преподававший математику в Артиллерийской академии. Человек, интересовавшийся не только математикой, но самым широким кругом культурных вопросов, он увлекся философией как раз к тому времени, когда ее разрешили, то есть к началу либерального царствования царя-освободителя Александра II. Напомню, что философия была изгнана из российских учебных заведений в годы реакции, последовавшей за европейскими революциями 1848 года. Тогда и появилась знаменитая формула министра просвещения Ширинского-Шихматова: польза от философии сомнительна, а вред от нее возможен. Формула, в сущности, совершенно правильная, но только не повод для запрета: мало ли чем сомнительным занимается человек и человечество в целом. И вот когда начались гласность и перестройка XIX века, философия была реабилитирована — как генетика после Сталина, Лавров начал публиковать статьи о философии в журналах и, к тому же, читать публичные лекции о философии. Это было тогдашнее общественное событие, о лекциях Лаврова много писали, даже и в художественной литературе, — например, Достоевский в сатирической повести «Крокодил, или пассаж в Пассаже».

Россия жила напряженной общественной жизнью — тут и освобождение крестьян, и польское восстание, и новые законы о печати, способствовавшие значительному раскрепощению оной, — и среди всего этого оживления, в апреле 1866 года, вдруг раздался выстрел Каракозова — покушение на царя-освободителя. Власть, натурально, растерялась, и, как полагается власти в таких случаях (особенно русской), начала хватать без особого разбора. Схватили и Лаврова. Никакой крамолы за ним, естественно, не нашли — но на всякий случай выслали в Вологодскую губернию. И вот, сидя в ссылке, Лавров написал (и напечатал под прозрачным псевдонимом Миртов) сочинение, действительно по-настоящему его прославившее, сделавшее властителем дум. Это так называемые «Исторические письма» — своеобразный очерк то ли моральной философии, то ли эволюционной морали. В общем, нечто морально-социологическое: заметим это словосочетание, объединяющее научный интерес в исследовании общественной эволюции с остро выраженной моральной установкой. Это вообще главное в философии Лаврова: желание и способность выйти за тесные рамки научного знания, не отвечающего на моральные запросы. Этика автономна, права субъекта, то есть морально ориентированной личности, коренятся в самом нравственном сознании, не выводимом извне, из материального мира. Лавров стал основателем так называемого субъективного метода в социологии, развитого потом Михайловским. Тут был пункт спора народников с будущими марксистами: никакой объективный процесс социального развития сам по себе, вне моральных усилий человека, не приведет к общественному добру. Развитие общества, писал Лавров, история как таковая — это процесс, в котором создается, и сама себя создает, критически мыслящая личность, то есть человек, способный жить не только элементарными материальными инстинктами, но интересами познания и нравственной деятельности. Такого рода личности появляются только на вершинах общества, куда их выносит исторический процесс эволюции, расслоения, социальной дифференциации, создающий это мыслящее и морально чуткое меньшинство за счет тяжелого труда и лишений громадной массы народа. И личность критически мыслящая должна сознать и отдать этот свой долг народу. Лавров пишет в «Исторических письмах»: