Борис Леонидович Личков (1888— 1966) - [20]

Наибольшую критику со стороны специалистов-гидрогеологов вызывала идея Личкова о вертикальной гидродинамической зональности подземных вод. Оспаривался сам принцип такой классификации, не имеющий, по мнению критиков, объективной основы и противоречащий положению о единстве подземных вод. Об этом писал, в частности, Б. К. Терлецкий. Однако с годами стала выявляться правильность исходных предпосылок Личкова. Идею вертикальной зональности подземных вод стал разрабатывать В. С. Ильин. В 1944 г. Н. К. Игнатович выделил три гидродинамические зоны: верхнюю, приповерхностную, наиболее динамичную; среднюю, зону вод замедленного движения; нижнюю, где преобладают воды застойные, малоподвижные. В дальнейшем принцип вертикальной динамической зональности подземных вод поддерживали и развивали многие гидрогеологи — Ф. А. Макаренко, О. К. Ланге, М. Е. Альтовский и др., он прочно укрепился в науке. Наконец, следует упомянуть о том, что Личков одним из первых стал изучать проблемы палеогидрогеологии (статья "К вопросу о геологическом прошлом Киево-Харьковского артезианского бассейца", 1934 г.).

Продолжая геоморфологические и тектонические исследования, Личков охватил ими новые регионы. Он выезжал летом 1929 г. и весной 1930 г. на Армянское нагорье и проводил там комплексное изучение геоморфологии, стратиграфии, тектоники района потухшего вулкана Алагез. Его наблюдения позволили уточнить представления о геологических условиях района. Так, он отметил, что здесь имеется крупное тектоническое нарушение, зона разломов земной коры (по долине р. Абаран) .

Интересно, что тут Борис Леонидович использовал для геоморфологического анализа тот же принцип, что и в Полесье и в долине Днепра. В качестве основных "геоморфологических" реперов (а также для выяснения стратиграфии четвертичных отложений) он принял речные террасы. С ними он соотнес вулканические толщи разного возраста, а также ледниковые отложения.

Значение этой работы вышло за пределы конкретной территории, так как Личков описал следы крупного древнего оледенения данной местности, оценил его. масштабы и в результате пришел к выводу, что в четвертичное время Армянское нагорье или, во всяком случае, значительные его части подверглись оледенению. Он возражал С. С. Кузнецову, писавшему об отсутствии следов оледенения Армянского нагорья. Если подобные следы не наблюдались Кузнецовым в районе оз. Севан, возражал Личков, то из этого еще не следует, будто на Армянском нагорье вовсе не было крупных ледников.

Бориса Леонидовича не могли полностью удовлетворить научные исследования даже столь широкие, охватывающие области нескольких наук (к упомянутым выше добавим палеонтологические работы, продолжающие "мангышлакский цикл" и сопровождаемые детальным изучением богатейшей коллекции аммонитов и тригоний Мангышлака, перевезенной Личковым в Ленинград). Мысль ученого постоянно стремилась к синтезу всех этих разнообразных научных знаний в пределах единой концепции, единой теории Земли. Для каждого крупного натуралиста характерно стремление к синтезу знаний. И это понятно. Природа Земли едина, и все ее компоненты развиваются и существуют в постоянном взаимодействии. Например, В. И. Вернадский, перейдя от генетической минералогии к геохимии, положил в основу геохимической теории Земли учение о распространенности и миграции (круговоротах) химических элементов. Однако решение подобной задачи синтеза в других геологических науках сопряжено с огромными трудностями. Не станем пытаться выяснить причины подобного положения. Учтем только, что геохимик оперирует ограниченным числом химических элементов (около 100) и природных химических соединений (несколько тысяч). Имеется возможность прослеживать их судьбы, взаимосвязи, историю в типичных проявлениях, так как ионы и атомы одних и тех же элементов не обладают индивидуальными особенностями, однотипны.

Совсем иное положение с природными геологическими телами, структурами, слоями горных пород и даже с реальными (а не идеальными) кристаллами. Все они индивидуальны, неповторимы. Их можно классифицировать по определенным признакам. Но при этом открываются возможности для выделения тех или других признаков в зависимости от определенных теоретических концепций; для построения различных схем и подтверждения с помощью выборочно взятых, целенаправленно подобранных фактов нескольких гипотез, подчас взаимоисключающих. Это возможно прежде всего благодаря необычайному обилию фактов. Каждый индивидуальный геологический объект подводится к какой-либо типовой идеальной схеме. Неизбежны упрощения, отказ от "несущественных деталей" и т. д. Иными словами, исследователь производит отсев и схематизацию фактов. В результате вольно или невольно отбирает сведения, подтверждающие его точку зрения, не обращая внимания на те, которые ей противоречат.

В процессе типизации, схематизации, а главное — в объяснении происхождения геологических объектов и явлений многое зависит от "произвола" исследователя, делающего выбор из множества вариантов, каждый из которых имеет фактическое обоснование. Неудивительно, что существует поговорка: сколько геологов, столько и мнений. Тем более что каждый геолог хорошо знает один или несколько районов, т. е. знаком только с несколькими индивидуальными объектами из многих сотен тысяч. Это не означает, будто принципиально невозможно создать более или менее удовлетворительную ж убедительную общую теорию Земли (эволюции земной коры, биосферы). Однако, безусловно, создать ее чрезвычайно трудно.