Борис Годунов. Трагедия о добром царе - [75]

Шрифт
Интервал

. «Угасе свеща страны Руския, померче свет православия», — со скорбью запишет автор одного хронографа. Но говорили и по-другому: «Глаголаху бо и того преставление от неправедного убийства того же Бориса; не оружием бо, но отравным вкушением»[460].

Собор 1598 года

Царь Федор Иванович заболел, когда ему исполнилось сорок лет, в 1597 году[461]. Окружающие знали об обрушившейся на царя «болезни велией», но болезнь затягивалась, и облегчения не приходило. Решить сам, кому передать власть, царь Федор Иванович не мог. Хотя разговоры о передаче власти уже пошли и один из таких слухов Конрад Буссов включил в свою «Московскую хронику». Он описал, как царица Ирина Федоровна просила мужа «отдать скипетр ее брату, правителю (который до сего дня хорошо управлял страной)». Однако царь Федор Иванович этого не сделал, «а протянул скипетр старшему из четырех братьев Никитичей, Федору Никитичу, поскольку тот был ближе всех к трону и скипетру». Даже если эта сцена у постели умирающего царя и не происходила в действительности, кто-то очень талантливо описал ее! Больной и умирающий царь вряд ли вполне сознавал, что от него хотели. А вот те, кто был рядом (или кто потом слушал этот рассказ), прекрасно поняли символическое значение происходящего. Никто и никогда не стал бы брать себе власть при живом царе (и еще при действующем правителе Борисе Годунове). Братья Романовы, наверное, знали от своего отца Никиты Романовича, чем закончилась присяга у постели умирающего, но не умершего Ивана Грозного его сыну-«пеленочнику» в 1553 году. Романовым-Юрьевым тогда досталась крепкая отповедь царя. И Федор Никитич Романов не поддался на то, чтобы взять скипетр, передав его следующему брату. Так и прошла эта эстафета благородства от одного брата Романова к другому, пока умиравший царь не сказал: «Ну, кто хочет, тот пусть и берет скипетр, а мне невмоготу больше держать его». После этого, как пишет Конрад Буссов, «правитель, хотя его никто и не упрашивал взять скипетр, протянул руку и через голову Никитичей и других важных персон, столь долго заставлявших упрашивать себя, схватил его»[462].

Об этих спорах у постели умиравшего царя Федора Ивановича ходило много историй. Прямой царский выбор давал бы все преимущества такому «наследнику». По слухам, переданным оршанским старостой Андреем Сапегой, Борис Годунов опять прежде всех стал думать, что будет дальше, и решил узнать у умирающего царя, кого он «считает достойным избрания после своей смерти». По мнению «шпигов» Сапеги, Годунов надеялся на то, что царь Федор Иванович укажет именно на него, но этого не произошло. «Ты не можешь быть великим князем, — говорил будто бы царь Федор Иванович своему шурину, — разве если только тебя выберут по общему соглашению, но сомневаюсь, чтобы тебя избрали, по той причине, что ты происходишь от подлого народа» (имелось в виду некняжеское происхождение Годунова). При этом царь все-таки «указал на Федора Романовича (Федора Никитича Романова. — В. К.), предполагая, что скорее изберут его». Царь Федор Иванович думал в тот момент, что царица Ирина беременна, поэтому просил бояр, если родится сын, позаботиться о нем, и назначал в правители своего двоюродного брата Федора Романова, убеждая его ничего не делать без совета Годунова, так как тот «умнее»[463].

Очевидно, что Борис Годунов был единственным, кто давно обнаруживал свои претензии на полную власть. Более того, примерно с 1594–1595 годов, как заметил С. Ф. Платонов, Годунов стал понемногу приучать окружающих, что рядом с ним есть сын Федор, наследник его высокого положения. «В церемониях при дворе Бориса и в письменных сношениях правителя Федор Борисович является действующим лицом: принимает послов, шлет подарки от себя владетельным особам, „пишется“ в грамотах рядом с отцом»[464]. Правда, следует учесть, что «Федору Борисовичу» в то время было всего лишь пять или шесть лет. Излишняя «предусмотрительность» опять сыграла с Борисом Годуновым злую шутку, потому что впоследствии и это приписали его намерениям воцариться любой ценой.

Между тем прямой переход власти к Борису Годунову был невозможен, и это понимали все, в том числе и он сам. Согласно «Утвержденной грамоте», волею царя Федора Ивановича правительницей государства была назначена царица Ирина. Патриарх Иов и Борис Годунов (по родству с овдовевшей царицей) становились всего лишь душеприказчиками покойного царя: «А после себя великий государь наш царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии самодержец на всех своих великих государьствах скифетродержания Росийскаго царьствия оставль свою благоверную великую государыню нашу царицу и великую княгиню Ирину Федоровну всеа Русии; а душу свою праведную приказал отцу своему и богомолцу святейшему Иеву патриарху Московскому и всеа Русии, и шурину своему царьскому, а великие государыни нашей брату, государю Борису Федоровичи)»[465].

Царица Ирина Федоровна и раньше принимала участие в государственных делах. Об этом писал Флетчер, известно это и из обстоятельств дела об учреждении патриаршества. Подобное было новшеством «московского государственного быта»


Еще от автора Вячеслав Николаевич Козляков
«Ближние люди» первых Романовых

Люди, приближенные к царствующим особам, временщики и фавориты имелись во все эпохи, независимо от того, как назывался правитель: король, царь или император. Именно они зачастую творили политику, стоя за спиной монарха или обсуждая с ним с глазу на глаз самые злободневные государственные вопросы. На Руси их называли «ближними людьми». О трех таких «ближних людях» XVII столетия рассказывает в своей новой книге известный историк Вячеслав Николаевич Козляков. Героями книги стали «первый боярин» царя Михаила Федоровича князь Иван Борисович Черкасский, воспитатель царя Алексея Михайловича боярин Борис Иванович Морозов и «великий канцлер», «русский Ришелье» Артамон Сергеевич Матвеев.


Царь Алексей Тишайший

Царь Алексей Михайлович — главный человек XVII века в России. В его судьбе сошлись начала и концы столетия, названного «бунташным», а прозвище первого наследника династии Романовых у современников оказалось — «Тишайший». Обычно если его и вспоминают, то как отца Петра Великого: действует магия контраста двух веков — XVII и XVIII. Но ведь и само тридцатилетнее царствование Алексея Тишайшего (1645–1676) стало эпохой великого переустройства. Центральные его события — так называемое «воссоединение» России с Белоруссией и Украиной (увы, как выясняется, совсем не «навеки») и почти забытая ныне Русско-польская война 1654–1667 годов, предопределившая исходную расстановку сил в международных отношениях, доставшуюся Петру I, и сделавшая возможным «европейский выбор» России.


Смута в России. XVII век

Фундаментальный труд доктора исторических наук, профессора Вячеслава Козлякова «Смута в России. XVII век» посвящен одному из самых драматических моментов отечественной истории, когда решался вопрос о самом существовании государства Российского, — «великой» Смуте начала XVII века и охватывает весь период Смуты — от самых истоков ее возникновения до окончания, ознаменовавшегося избранием на царство первого из Романовых — Михаила Федоровича. Подробно передавая ход событий, всесторонне анализируя исторические источники, постоянно сверяясь с многочисленными документальными свидетельствами очевидцев и работами авторитетных историков, автор разворачивает перед читателем широкое историческое полотно Смуты, когда, стоя перед разверзшейся пропастью, русский народ сумел сплотиться в национальном единении и спасти свою Родину от погибели. К работе приложен полный текст «Утвержденной грамоты» 1613 года об избрании на царство Михаила Федоровича Романова. В оформлении обложки использованы картины М.И.


Марина Мнишек

Марина Мнишек – одна из самых ярких фигур русской Смуты начала XVII века. Полька, ставшая женой двух самозванцев и первой венчанной на царство русской «императрицей», она сумела вызвать к себе жестокую ненависть своих подданных. Ее считали главной виновницей всех бед и несчастий, обрушившихся на Русское государство, воплощением зла, еретичкой и даже колдуньей. Автор книги, опираясь на документы из русских и польских архивов, попытался дать более взвешенный портрет Марины, взглянуть на нее не столько как на злодейку, сколько как на жертву трагических обстоятельств, а заодно задаться вопросом: что именно сумела привнести в русскую историю эта незаурядная женщина? Молодая гвардия, 2005.


Михаил Федорович

Россия после Смуты — главная тема этой книги. Царь Михаил Федорович, основатель династии Романовых, правившей Россией более трехсот лет, взошел на престол пятнадцатилетним отроком и получил власть над разоренной, истекающей кровью и разорванной на части страной. Как случилось так, что Россия не просто выжила, но сумела сделать значительный шаг вперед в своем развитии? Какова роль в этом царя Михаила Федоровича? Соответствует ли действительности распространенное в литературе мнение, согласно которому это был слабый, безвольный правитель, полностью находившийся под влиянием родителей и других родственников? И в какой мере это было благом или, наоборот, несчастьем для России? Автор книги дает свои ответы на эти и другие вопросы.


Герои Смуты

Смута, однажды случившись, стала матрицей русской истории. Каждый раз, когда потом наступало «междуцарствие», будь то 1917 или 1991 год, разрешение вопроса о новой власти сопровождалось таким же стихийным вовлечением в историю огромного числа людей, разрушением привычной картины мира, политическим разделением и ожесточением общества. Именно по этой причине Смутное время привлекает к себе неослабевающее внимание историков, писателей, публицистов, да и просто людей, размышляющих о судьбах Отечества.Выбрав для своего рассказа три года, на которые пришелся пик политических потрясений первой русской Смуты, — с 1610 по 1612/13 год, — автор книги обратился к биографиям главных действующих лиц этого исторического отрезка.


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.