Борьба за жизнь - [9]

В конце концов корабельный доктор предписал Полю шампанское.

Растерянный Дени мерял шагами комнату, бормоча сквозь стиснутые зубы:

— Ни одного су! Никаких запасов! Вот уж воистину должник и Бога и дьявола…

Положение действительно было не из легких: заложить нечего, кредита нет, аптекарь требует оплаты лекарств, отлучиться на работу нельзя… Что делать? А сколько этого шампанского, необходимого сейчас для жизни ребенка, было выпито на разных вечеринках, по поводу и без повода! Ах, если бы можно было его сейчас вернуть!

В дверь тихонько постучали. На пороге показалась женщина. Это была Мели.

— Как ты вовремя! — обрадовался художник.

— Мне сказали, твой малыш болен. Могу я помочь?

— Ты молодец, Мели. А я полный идиот, круглый дурак.

— В чем дело? Нужно поухаживать за ребенком? Я готова. Женщины это делают ловчее мужчин.

— Доктор велел давать ему шампанское, а у меня ни су.

— Не волнуйся, хозяйка заплатила за неделю, двадцать пять франков…

Во время разговора Поль страшно захрипел, и с его губ сорвался слабый стон. Ребенок был очень слаб, жизнь в нем едва теплилась.

— Побегу куплю две бутылки самого хорошего шампанского, — сказала девушка. — Вернусь, и дадим ему. Я пока у тебя поживу, хорошо?

— Ах, родная моя, конечно! — воскликнул приободрившийся художник. — Спаси его, и мы всегда будем вместе, все трое.

ГЛАВА 6 СИДЕЛКА

На следующий день врач, обеспокоенный медленным, но неуклонным прогрессированием болезни, пригласил на консультацию своего учителя, профессора Боннара.

Маститый[28] ученый, который и за тысячи не соглашался посещать дома богачей, по первому зову поспешил к изголовью бедного ребенка. Он тщательно осмотрел мальчика, одобрил действия своего ученика, но ничего не смог обещать Дени, который буквально вымаливал хоть одно слово надежды.

Окинув взглядом бедную комнату, профессор посоветовал отвезти мальчика в больницу для детей-сирот.

— Там он получит необходимый уход и лекарства, вы при всей вашей доброте не сможете ему это дать, — заключил знаменитый врач.

Но Дени, как часто бывает в среде бедняков, не доверял больницам. Он отказался расстаться с малышом, обещая глаз не спускать с больного и строго исполнять все предписания.

— Да, я не богат, но найду деньги, — говорил художник. — Я так люблю моего мальчика, а ведь любовь творит чудеса. У него будет сиделка — одна моя приятельница согласилась подежурить ночью. Месье Шарле, возможно, не откажет нам в помощи…

— Не сомневайтесь! — прервал молодой врач. — Я полностью в вашем распоряжении.

— Ну вот видите! Господин профессор, — умолял Дени ученого, — вы и теперь настаиваете на больнице?

— Пожалуй, нет, — задумчиво ответил знаменитый доктор. — Переезд может оказаться роковым для мальчика. Пусть пока остается дома. Месье Шарле, в случае необходимости известите меня, и я сразу приеду. Прощайте, друг мой, — обратился врач к Дени, — к сожалению, время торопит, другие больные ждут.

Художник от всего сердца поблагодарил профессора.

После ухода врачей названый отец смазал Полю на спине пузырьки от нарывного пластыря, устроил больного поудобнее и через каждые четверть часа стал давать ложку шампанского. Затем он позавтракал кружком колбасы с ломтем хлеба и запил скудную трапезу водой.

Поль продолжал кашлять, слабо стонал, сбрасывал одеяло, смотрел на приемного отца блуждающим взором умирающего, метался в бреду.

Дени снова и снова укрывал мальчика, любовно говорил ему какие-то нежные слова, под которые дети так хорошо засыпают, отирал пот с красного от жара личика, приникал к губам, из которых с ужасными хрипами сходило, казалось, последнее слабеющее дыхание.

С наступлением сумерек появилась Мели, торопившаяся занять свое место у ложа маленького больного.

Дени уже падал от усталости и встретил подругу с распростертыми объятиями. Рассказав о предписаниях на ночь, художник бросился на постель и погрузился в тяжелый, наполненный кошмарами сон.

Мели сидела у изголовья Поля. Девушка инстинктивно ненавидела ребенка. Ей казалось, что бедный мальчик украл у нее привязанность любовника. В этом она ошибалась, плохо разбираясь в характере своего друга. Дени любил женщин вообще, то есть по-настоящему не любил ни одну. Но Мели упорно держалась за свою выдумку, которая щадила ее самолюбие — ведь она была для художника лишь временной любовницей. Мели, кроме всего прочего, злилась на сироту за то, что он явился невольным поводом безобразной сцены во время празднования Рождества. Девушке очень хотелось, чтобы все ее капризы исполнялись, а ребенок, как ей казалось, мешал, отвлекая на себя внимание и любовь художника.

Прошло несколько часов.

Красавица прачка с неприязнью смотрела на искаженное страданием личико малыша. Написанная на нем боль заставила бы плакать любую женщину, но не Мели.

«Зловредный подкидыш, — думала она раздраженно, — если благодаря тебе я смогу здесь зацепиться, то ты очень скоро вылетишь отсюда».

Губы девушки обнажили в недоброй улыбке мелкие хищные зубы.

Поль продолжал хрипеть, но Мели холодно глядела на него и не думала выполнять указания врача. Сжавшись в комок на стуле, она бормотала:

— Так я и дам тебе шампанского, недоносок. Ты что же думаешь, я всю неделю буду гнуть спину, чтобы поднести тебе вина по восемь франков за бутылку? Да откуда ты взялся? Может, твоя мать была шлюха и подцепила моего дружка?