Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [60]
Монархические чувства или некоторая деликатность не позволили ему сказать много о новом шахе Мозаффаре эд-Дине (дневниковые записи были сделаны в 1896–1897 гг.), но о наследном принце Мохаммаде Али-мирзе Косоговский говорит: «У наследного принца слабо развиты умственные способности. Он угрюм, жаден и берет самые позорные взятки. Предаваясь неестественным порокам, он был, по словам его братьев, заражен сифилисом».
Другой наследник, третий сын шаха, Салар од-Дойлы, увлеченный враждой с шурином своего отца, фаворитом и военным министром Фарманфармой, истошно и без тени смущения кричал, чтобы было слышно во всем дворце: «Этот pedar-sukhteh (сын сожженного отца), эта собака Фарманфарма присвоил себе все, включая военное министерство. Я, Салар од-Дойлы, а не этот жулик Фарманфарма должен быть военным министром».
Принц Фарманфарма, цель таких тирад, был назван Косоговским иезуитом. Когда шах внезапно впал в антикоррупционное настроение, Фарманфарма, известный разграблением целых провинций, прикинулся честным, «хотя никогда не упускал шанса ухватить везде, где возможно… И сам Шах… спокойно продавал батальоны от одного командира другому за две или три тысячи туманов».
«Камран-мирза Наджиб ос-Салтане, – писал Косоговский, – не имеет ни совести, ни сердца, ни чувства благодарности и, подобно истинному каджару и восточному деспоту, является трусливым и подлым в беде и, наоборот, бессердечным и вероломным, будучи в силе». Его старший брат Мас'уд-мирза Зел ос-Солтан был порочным, бессовестным тираном. Рональд Томсон, обхаживавший его по долгу службы, описал, как принц, «ожидая роста цены на зерно, скупил по номинальным ценам большое количество зерна. Когда голод, который, как он надеялся, принесет ему необычайно высокую прибыль, не наступил, то Его Императорское Высочество постарался продать это зерно по принудительно высоким ценам». Вспыхнули беспорядки, и они были подавлены только с помощью двух войсковых полков.
Из столицы разложение распространялось в провинции. Жизнь и имущество нигде не были в безопасности. Духовенство было столь же беззаконно, как правительственные чиновники. Имам Джом'э из Исфахана приказал убить двух видных бехаитов-купцов, чтобы избежать выплаты им своего долга. Главный мулла Ардебиля терроризировал город до такой степени, что жители просили английского генерального консула в Реште спасти их от бича. Перечень надувательств, пыток, преступлений и извращений мог быть бесконечно продолжен.
В таких условиях было невозможно продвигать экономическое развитие страны. Немедленно по прибытии в Тегеран в апреле 1888 г. Вольф, чей оптимизм был безграничен, изобрел средство для реформирования системы. «Мои первые усилия, – писал он в своих мемуарах, – были направлены к стимулированию Шаха выпустить воззвание, защищающее права и собственность его подданных».
Шах, предвкушая преимущества, которые он приобретет, и надеясь на получение британской гарантии целостности страны, опубликовал воззвание, предложенное Вольфом. Оно обещало народам империи свободу и независимость в вопросах собственности. Подданные шаха отныне имели право организовывать компании и участвовать в развитии любого направления цивилизации. Сам монарх объявлял своим долгом гарантировать это право и заявил, что «никто не должен иметь право или силу покушаться на жизнь или собственность или подвергать наказанию подданных Персидского Правительства, кроме случаев исполнения религиозных и гражданских прав».
Что касается персидского народа, то воззвание могло бы не появляться. Огромное большинство городских обитателей, уже не говоря о крестьянстве, никогда не слышало об этом, а те, кто слышали, понимали его как минутный каприз шаха. Лорд Керзон отметил, что воззвание мало что изменило в провинциях. Фактически за пределами маленьких европейских колоний в больших городах это не вызвало никаких изменений. Вольф думал, что воззвание шаха о праве на собственность означало его триумф. Следующим шагом в его программе, в отличие от политического набора Солсбери и министерства иностранных дел, должно было стать достижение взаимопонимания с Россией, поэтому он начал переговоры с князем Николаем Долгоруковым, который не проявил никакого интереса к неформальным беседам. Если Англия имеет серьезные намерения, пусть Вольф изложит свои предложения в письменной форме, чтобы они могли бы служить основанием для переговоров. После обмена множеством телеграмм с Солсбери Вольф написал Долгорукову конфиденциальное послание: «Это было личной инициативой с моей стороны и не должно компрометировать Правительство Ее Величества».
Вольф предложил Долгорукову отказ от прежнего англо-русского соперничества и новый подход к персидской проблеме, который создал бы преимущества для обоих правительств. Целью Вольфа было «цивилизовать» Персию.
«Мне кажется, – писал он, – что, содействуя процветанию страны и помогая в развитии ее ресурсов, два соседа могут иметь между своими границами нейтральную территорию, которая получала бы пользу от их поддержки и благотворного влияния».
Долгоруков был бы слеп, если бы не увидел, какова была стратегия Вольфа. В длительном поединке на Ближнем Востоке Англия хотела попробовать новое оружие. То, что Англия была мировым лидером в промышленности, торговле и банковском деле, а Россия шаталась на краю неплатежеспособности, было хорошо известно Вольфу. Новая политика позволила бы выдворить Россию из Ирана. Долгоруков прочел послание, поблагодарил англичанина и отметил, «что основное затруднение на пути к соглашению заключается в следующем: там, где британская торговля процветала, русская торговля терпела неудачу».
