Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [58]

Многие из его предложений были приняты русским правительством. Проблема преемственности не возникала вплоть до 1896 г., когда Насреддин-шах был застрелен последователем Джамаль эд-Дина Асадабади (Афгани).

Беспорядки, предсказанные Дондуковым-Корсаковым, не произошли. В течение предыдущего десятилетия центральное правительство приобрело достаточный контроль над Хорасаном, чтобы предотвратить серьезные вспышки. Не произошло никакой борьбы за трон между сыновьями Насреддина. По этим пунктам Дондуков-Корсаков показал себя плохим пророком. Но его рекомендации в отношении Хорасана и распространения русского влияния внутри Ирана были осуществлены. Многие мусульманские религиозные руководители были завербованы и стали русскими агентами, проводя особенно эффективную пропаганду в Мешхеде, местоположении святыни имама Резы, величайшего святого Персии[7].

Одновременно антишиитская пропаганда проводилась русскими агентами среди туркмен, белуджей и других суннитских племен Хорасана и Сеистана, для которых была важна поддержка России в случае гражданской войны в Иране. Лорд Керзон, проницательный и хорошо осведомленный обозреватель, писал после своего посещения этой территории: «По всей окружности Хорасана, от северо-запада до юго-востока, возникает непрерывная цепь пунктов, в которых русское вмешательство, влияние или интрига активно продвигаются вперед; трудами русских уверенно образуется дуга вокруг тела намеченной жертвы».

Предположения и предложения Дондукова-Корсакова были обусловлены возрастающим русским интересом и беспокойством о внутренних делах Ирана. Этим было вызвано назначение в ноябре 1886 г. князя Николая Сергеевича Долгорукова, потомка одного из выдающихся аристократических семейств России и личного друга царя, на пост посланника в Тегеране. Движимый амбициями, чувством своего превосходства и превосходства своей страны, сильной неприязнью к бюрократам вроде Гирса и Зиновьева, Долгоруков был убежден, что факел исторической миссии России на Востоке был вручен ему, чтобы он мог осветить им великие события.

Мастер дворцовых интриг, изысканный и очаровательный, когда необходимо, но невоспитанный и высокомерный по природе, Долгоруков по прибытии в Тегеран позволил себе в обращении с шахом и его министрами тон губернатора завоеванной провинции. Шах был оскорблен и напуган своевольным поведением нового посланника. Он обратился за помощью к английскому поверенному в делах Артуру Николсону.

Если бы Англия защитила его и придала ему силы сопротивляться требованиям России, он целиком и полностью перешел бы под английское руководство. Но без такой поддержки, один и лишенный помощи, он не мог противостоять русскому влиянию. Насреддин еще раз молил о союзе или гарантии, и еще раз британцы дали уклончивый ответ.

Николсон объяснил ему, что британское правительство не может бежать впереди общественного мнения, которое пока все еще не понимает значения для британских интересов целостности и независимости Персии. Английская публика, продолжал он, думает на языке торговли и прогресса, и если бы шах «открыл южный торговый путь и ввел демократические реформы», то правительство получило бы достаточную поддержку, чтобы принять обязательства для защиты Персии.

Шах был способен перевести фразы Николсона о торговле и демократических реформах на язык реальных государственных отношений. Их значение было простым: Англия могла бы оказать Персии поддержку, если бы она распахнула свои врата для британского капитала; при этом конкретных гарантий не было.

Шах, возможно, был встревожен вниманием Николсона к Зелу ос-Солтану, который, как Николсон надеялся, мог добиться для Англии права строить железную дорогу на север от Персидского залива. Однажды англичане уже пробовали перехитрить шаха. Рональд Томсон и Е.С. Кросс потерпели неудачу, когда попытались использовать Зела ос-Солтана, чтобы открыть навигацию на реке Карун. В своем желании получить железнодорожную концессию Николсон допустил ту же ошибку. Зел ос-Солтан все еще хотел получить Большой крест «Звезды Индии», и Николсон решил взяться за это дело, частично из опасения, что принц, разочаровавшись в англичанах, мог обратиться к России.

В сентябре 1887 г. правительство Индии наконец решило наградить Зела ос-Солтана. Спустя несколько месяцев он был вызван в Тегеран и лишен всех должностей, кроме поста губернатора Исфахана. Человек, опираясь на которого Николсон собирался строить британскую политику в Персии, оказался достаточно умным, чтобы понять слабость своего положения: он повиновался своему отцу. Его положение было разрушено, но жизнь была спасена. Зел ос-Солтану даже удалось пережить запросы Николсона шаху о восстановлении его в прежних должностях.

Артур Николсон не был полным неудачником в качестве поверенного в делах в Тегеране, но успеха также не имел. В Лондоне понимали, что при дворе шаха необходим более сильный дипломат, который должен иметь определенное положение у себя дома. Министерство иностранных дел нашло такого человека в сэре Генри Друммонде Вольфе.

Генри Друммонд Вольф, сын храброго путешественника, который в числе первых европейцев проник в Бухару, был замечательным и ярким индивидуумом. Хорошо образованный, умный, внешне циничный, переполненный энергией, он извергал бесконечный поток коммерческих и дипломатических идей, проектов и замыслов. Сэр Генри имел связи одновременно и в Сити, и в Вестминстере. Он сделал карьеру как дипломат, заседал в палате общин, был основателем Лиги Первоцвета, среди его друзей числились Ротшильды, Юлиус Рейтер и лорд Рэндольф Черчилль. Действительно, он был (или так казалось) совершенным воплощением духа империализма, как определял Ленин. Хотя маловероятно, что он знал Маркса, Вольф твердо верил в первичность экономики. Правительство и дипломатия были только средствами достижения экономических результатов. Все же, вопреки представлению Ленина об империалисте, Вольф был одновременно ярким представителем финансового капитала и сторонником мира во всем мире. Длительная дружба с лордом Черчиллем заставила его также поверить в необходимость англорусского дружественного соглашения.