Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [116]

Аргиропуло не был готов сражаться против министра финансов. Каковы бы ни были его личные чувства, с этого момента он безотказно сотрудничал с Грубе.

Кампания за концессию на трубопровод была связана с вопросом займа. В сентябре 1901 г., когда нужда Амина ос-Солтана в деньгах, необходимых для выплаты жалованья государственным чиновникам и поездки шаха в Европу, приобрела остроту, Грубе выразил готовность достать 10 миллионов рублей. Россия ставила условия: заключение нового торгового договора, исключение британского влияния на тегеранский монетный двор и выдача Учетно-ссудному банку концессии на строительство трубопровода. Все три условия были трудновыполнимыми из-за неизбежного сопротивления британцев, и все же Амин ос-Солтан понимал, что придется согласиться. Обманув русских в деле с нефтяной концессией д'Арси, он вынужден был отдать им что-то, чтобы вернуть себе расположение России. Цена была высока, но платить должна была страна, а не Амин ос-Солтан.

Узнав о русско-персидских переговорах, сэр А. Гардинг направил великому визирю записку, в которой указывал: «Внезапное решение взять заем у России произведет в Лондоне, к сожалению, плохое впечатление. Особенно прискорбно, что подтверждение условий предыдущего займа может еще на два года продлить полную финансовую зависимость Персии от России, усилить нарушение равновесия и равенства влияния двух держав, на которое мы имеем полное право жаловаться».

Гардинг приложил все усилия, чтобы предотвратить дальнейшее усиление русского контроля над финансами Персии. 5 октября 1901 г. он задал Аргиропуло вопрос о переговорах по вопросу займа и услышал в ответ, что никаких подобных переговоров не ведется и что русский посланник даже не писал об этом в Санкт-Петербург. Пытаясь вывести его на чистую воду, Гардинг высказал предположение, что, возможно, получение займа от России определяется поведением Персии в отношении тарифов. Аргиропуло ответил отрицательно и заявил, что эти два вопроса совершенно не связаны между собой и что тарифы не имеют с займами ничего общего.

Первое событие, открыто демонстрирующее принятие Персией трех российских условий, произошло 10 октября 1901 г.: бельгийский финансовый советник при персидском правительстве Энгельс официально уведомил начальника монетного двора Маклина (британского подданного) о том, что управляющим монетным двором назначен он, Энгельс[32]. Энгельс попросил Маклина зайти к нему тринадцатого октября и «передать различные бумаги, связанные с этим учреждением». Сэр А. Гардинг, подозревая политические интриги, посоветовал Маклину действовать осторожно, поскольку его могут вынудить уйти в отставку с поста. Совет оказался излишним. Во время краткой встречи Энгельс вручил Маклину письмо от великого визиря с увольнением и сообщил о том, что в ответ на представления России решено предоставить Российскому банку исключительное право на добычу серебра для правительства Персии»

Узнав от Маклина, как с ним обошлись, Гардинг пришел в ярость. В тот же день он нанес визит великому визирю, говорил очень резко и заявил, что «рассматривает это увольнение английского чиновника на основании единственно его национальности как пощечину правительству ее величества» и себе самому как представителю Англии. Гардинг отметил: «Хотя шах обладает полным законным правом увольнять тех своих слуг, которых ему угодно, политическое положение Англии и России по отношению к Персии превращает отношение персидского правительства к чиновникам той и другой страны на персидской службе в (до некоторой степени) политический вопрос. Персидский народ рассматривает это отношение как критерий взглядов и намерений правительства в области внешней политики. Я, по крайней мере, имел право ожидать, чтобы пересмотр взглядов, если он происходит, проводился бы тактично и со вниманием к людям. Шаху не пришло бы в голову, хотя теоретически он имеет на это право, уволить таким образом из персидской армии русского казачьего офицера».

Амин ос-Солтан, конечно, не питал иллюзий относительно того, что все факты дела Маклина известны Гардингу; и все же он утверждал, что Россия не имеет к увольнению англичанина никакого отношения. Правительство поступило таким образом из-за жалоб торговцев на неудовлетворительное состояние монетной системы. Русское дипломатическое представительство и банк тоже жаловались на большое количество треснувших монет в обращении. Амин ос-Солтан показал Гардингу письмо от торговцев, но тот посчитал, что оно «оплачено русскими деньгами».

В тот же день Гардинг спросил Аргиропуло, не будет ли дана Российскому банку монополия на чеканку денег. Аргиропуло ответил, что ему неизвестно и он не верит, что Грубе на это рассчитывает. Гардинг теперь считал, что Энгельс «проявил неосторожность» и «невольно выдал договоренность, которую месье де Витте поручил Грубе заключить с персидским правительством», но которая формально пока не имела места. Бельгийский финансовый администратор не был столь скрытен, как русские дипломаты; но, даже без его заявления Маклину, у британских дипломатов было достаточно данных, чтобы догадаться об остальном. Все в Тегеране поняли, что происходит. Увольнение английского управляющего монетным двором было воспринято как моральная победа России, «показывающая, что финансовые потребности великого визиря заставили его капитулировать перед Россией». Гардинг усвоил свой первый урок: «С этого момента… я начал понимать, что там, где дело касается интересов России, я не могу полагаться на великого визиря; что шах, остающийся всего лишь пожилым ребенком, тоже ненадежная опора и что сама персидская монархия представляет собой старую, плохо управляемую вотчину. Она готова сдаться хоть сейчас той иностранной державе, которая предложит больше или сильнее всех напугает ее дегенеративных и беззащитных правителей».