Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии - [10]

За этим образцом викторианского лицемерия следовала подлинная причина нежелания взаимодействия с персидским войском.

«В наших отношениях с Россией в настоящее время мы должны с большим предубеждением относиться к принятию множества офицеров российской армии на командные должности в персидские войска. Подобные поступки с нашей стороны, вероятно, вызовут сильный протест со стороны кабинета Санкт-Петербурга».

Примечательно, что ни Раулинсон, ни правительство Индии в комментариях к записке Иствика не выдвинули каких-либо серьезных предложений по реагированию на российскую угрозу в Центральной Азии и поддержанию британской позиции в Персии. Требование, содержащееся в обоих документах, заключалось в необходимости избрания нового представителя в Тегеране, талантливого и энергичного англо-индийского государственного деятеля, который бы завоевал доверие шаха и восстановил баланс влияния в персидском правительстве. Что явилось только выражением необоснованной веры в панацею, которой, подобно всем панацеям, не существовало. Дискуссии и переписка по немаловажному поводу Персии не принесли никаких результатов.

Что касается российского правительства, то для него следующей важной задачей было завоевание Хивы. Красноводск был оккупирован по время подготовки Хивинской кампании. Так же была проведена тщательная проверка пустынь, которые защищали ханство лучше, чем его войско, состоявшее из разного сброда. Еще раз Милютин, которому помогал Кауфманн, оказался главным сторонником завоевания. Горчакову пришлось играть знакомую ему к тому времени роль, успокаивая дымовой завесой уверений и обещаний. Окончательное решение о присоединении Хивы было принято на совещании «под руководством императора» в конце 1872 г. Именно там была произнесена Александром II известная фраза, обращенная к Кауфманну: «Константин Петрович, возьмите Хиву для меня».

Утром 18 января 1873 г. генерал-адъютант граф Петр Андреевич Шувалов, шеф жандармерии и Третьего отделения канцелярии его величества (тайной полиции), был отправлен в Лондон, где довел до сведения лорда Гренвилля, что император не имел намерения завоевывать Хиву.

Гренвилль написал британскому послу в Санкт-Петербурге, лорду Лофтусу: «Граф Шувалов заверил, что император крайне удивлен обеспокоенностью английского правительства по этому поводу, и убедительно просил меня передать твердые гарантии Парламенту по этому вопросу».

Конечно, Гренвилль не сумел понять действия России. В письме к герцогу Арджиллю он заявил: «Я могу понять тоску русских по Константинополю; но почему они должны продвигаться на Крайний Восток, я не понимаю».

Генерал Терентьев передает обещания Горчакова англичанам не присоединять Хиву: «Переговоры проводились Шуваловым. Наши дипломаты, очевидно, доверяют нашим воюющим генералам, которые всегда будут способны доказать, что военные обстоятельства препятствуют точному выполнению того, что было обещано». Когда англичане наконец успокоились, наши войска были уже на пути к Хиве.

К весне 1873 г. генерал фон Кауфманн сконцентрировал под своим командованием войско в тринадцать тысяч человек с шестьюдесятью двумя орудиями. Среди офицеров, с нетерпением ожидавших выполнения экспедиции против «дикарей», были такие прославленные лица, как великий князь Николай Константинович и герцог Евгений Лихтенбергский.

Хива пала в мае. Граф Петр Шувалов, который должен был объяснить это британцам, изобретал неправдоподобные алиби и перекладывал вину на старую паршивую овцу российской дипломатии – недисциплинированных генералов.

На сей раз это был Кауфманн, которого объявили преступником в Лондоне.

Завоевание Хивы было нарушением со стороны России всех ее недавних обещаний, и даже умеренный русофил и неумеренный оптимист лорд Лофтус, британский посланник в Санкт-Петербурге, почувствовал необходимость поднять тревогу. Он предупредил свое правительство, что Россия теперь приобрела опорный пункт в туркменских степях, откуда может угрожать независимости Персии и Афганистана и таким образом станет постоянной опасностью для Индийской империи. Если позволить событиям развиваться без комментариев и не будут даны предварительные предупреждения, то Англии, может быть, придется упрекать себя в том, что она молчаливо наблюдала за вторжением России в ущерб своему собственному престижу и могуществу.

В Тегеране британцы неоднократно указывали персидскому правительству, что русские скоро начнут военные действия против туркмен Атрека и дальше на восток в направлении Серакса и Мерва. Только Гренвилль упорно придерживался мнения, что царь был «совершенно искренним», когда посылал через Шувалова уверения в том, что Хива не будет захвачена. Отвечая на письмо герцога Кембриджского, который призывал к каким-либо действиям, Гренвилль признал, что Англия вправе негодовать в ответ на нарушение Россией обязательств; «но Ваше Королевское Высочество не предлагаете, как мы должны выразить это негодование. Это должно быть покусывание или просто лай?». Предаваясь благостным размышлениям, Гренвилль продолжал: «Тем временем русские вскрывают нарыв в собственном организме; они вызвали самую ожесточенную ненависть в жителях Центральной Азии; они истощают финансы; и, если это должно перейти в борьбу, чем ближе к Афганистану произойдет эта схватка, тем сильней мы окажемся и тем слабее они».