Борьба в сталинском окружении за подступы к власти в 1945-1953 годах - [8]

.

В раскручивании дела использовались письма заведующей отделением Лечебно-санитарного управления Кремля Л. Ф. Тимашук, по недавним ещё представлениям давшие толчок “делу врачей”. Письма, в которых отстаивал­ся правильный диагноз смертельного заболевания Жданова, были “раскопа­ны” М. Д. Рюминым в августе 1952 года и стали поводом для дискредитации возглавлявшего почти четверть века личную охрану Сталина генерал-лейте­нанта Н. С. Власика и А. Н. Поскрёбышева (помощник генсека в 1924-1929 годах, заместитель заведующего и заведующий Секретным отде­лом ЦК в 1929-1934 годах, заведующий особым сектором Секретариата ЦК в 1934-1952 годах, секретарь Президиума и Бюро Президиума ЦК в 1952-1953 годах).

Для Сталина версия о заговоре в МГБ могла быть большой находкой. Ис­пользуя жупел национализма и сионизма, можно было не только окончательно устранить от власти Молотова, Ворошилова, Микояна, Кагановича, Андреева и многих других партийных и государственных деятелей, имевших родствен­ные связи в еврейской среде, но и указать на них как на причину отсутствия заметных улучшений в материальной и духовной жизни народа-победителя.

Кадровые перестановки, оформленные после XIX съезда партии на Пле­нуме ЦК 16 октября 1952 года, положили начало процессу масштабного обнов­ления руководящих кадров. Если по решению предшествующего съезда в По­литбюро было 9 членов и 2 кандидата, а в Секретариате — 4 члена, то новый состав Президиума ЦК КПСС (название высшему органу партийной власти дал XIX съезд) включал 25 членов и 11 кандидатов, Секретариат — 10 членов. Расширение этих структур мотивировалось упразднением существовавшего прежде Оргбюро ЦК.

Новый ареопаг становился своего рода резервом для выдвижения на пер­вый план новых властителей. На пленуме Сталин обрушился с резкой крити­кой на Молотова и Микояна, обвиняя их в нестойкости, трусости и капитулянт­стве перед американским империализмом. Как грубая политическая ошибка было расценено стремление Молотова быть “адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым”³⁷. В образованном на Пленуме, но не пре­дусмотренном Уставом партии бюро Президиума ЦК, помимо Сталина, зна­чились Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабу­ров и Хрущёв. Представительство “старой партийной гвардии” в ближайшем окружении Сталина сводилось к минимуму.

В ноябре 1951 года начало рассматриваться ещё одно “дело”, чреватое важными политическими последствиями. Было принято постановление “О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе Барамия”, в котором утверждалось, что в этой республике вскрыта мегрельская националистичес­кая организация, которую возглавлял секретарь ЦК КП Грузии М. И. Барамия. Новое постановление ЦК (от 27 марта 1952 года) о положении дел в Компартии Грузии “уточняло”, что нелегальная националистическая группа “ставила сво­ей целью отторжение Грузии от Советского Союза”. По этому “делу” были аре­стованы как “буржуазные националисты” 7 из 11 членов бюро ЦК КП Грузии, 427 секретарей обкомов, горкомов и райкомов партии. Арестован весь пар­тийный актив Мегрелии. В одном из докладов Сталину по этому “делу” Рюмин и Игнатьев изложили подозрения министра государственной безопасности Грузии Н. М. Рухадзе в адрес Берии, который якобы скрывал своё еврейское происхождение и тайно готовил заговор против Сталина. Таким образом, “ме­грельское дело” могло обернуться и против “самого большого мегрела”. Бе­рия это прекрасно сознавал и, будучи арестованным, отмечал в письме от 1 июля 1953 года благодетельную роль Маленкова в своей судьбе, “особенно когда хотели меня связать с событиями в Грузии”³⁸.

Скорее всего, Берия не оставался безучастным к надвигавшейся опасно­сти. Незадолго до марта 1953 года оказались арестованными Поскрёбышев и Власик, неприязненно относившийся к Берии. 15 февраля 1953 года скон­чался полный сил комендант Кремля генерал-майор П. Е. Косынкин, назна­ченный Сталиным на эту должность из своей охраны. Оставаясь на своих по­стах, они вряд ли позволили бы проявить медлительность в оказании меди­цинской помощи сражённому инсультом Сталину, какую открыто продемонст­рировали Берия, Маленков и Хрущёв. По их нераспорядительности Сталин после удара был без помощи охраны и врачей не менее 26 часов³⁹.

“Дело врачей” приобрело зримые очертания в ноябре 1952 года, когда на Лубянке оказались начальник Лечебно-санитарного управления Кремля П. И. Егоров, известные профессора медицины В. Н. Виноградов, В. Х. Ва­силенко, Б. Б. Коган. Сталин был недоволен нерешительностью министра Иг­натьева, приказал отстранить от дела одного из главных его вдохновителей — Рюмина, который, видимо, опасаясь участи Ягоды, Ежова, Абакумова, явно умерил свой пыл. 15 ноября вместо Рюмина был назначен новый следователь по “делу врачей” — заместитель министра госбезопасности С. А. Гоглидзе. Вскоре врачи “дали” нужные показания.

Вопросы о вредительстве в лечебном деле и положении в МГБ были вы­несены на обсуждение Президиума ЦК КПСС. Заседание состоялось 1 дека­бря 1952 года. Судя по дневниковым записям члена Президиума ЦК В. А. Малышева, Сталин говорил: “Чем больше у нас успехов, тем больше враги будут стараться нам вредить. Об этом наши люди забыли под влияни­ем наших больших успехов, появилось благодушие, ротозейство, зазнайство. Любой еврей-националист — это агент американской разведки. Евреи-нацио­налисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов. Неблагополучно в ГПУ (использовано название органов МВД и МГБ в 1922-1934 годах. — Ред.). Притупилась бдительность. Они са­ми признаются, что сидят в навозе, в провале. Надо лечить ГПУ”