Борьба с химерами - [8]

— А вы придумайте, если можете.

Буслей задумчиво потер переносицу.

— Стойте, стойте! — вскрикнул он. — Мне пришла в голову идея. Я вспомнил, что когда-то в детстве, гостя у одного школьного товарища, я устраивал отчаянные штуки, путешествуя по болотам на маленьком плоту. Плот — не лодка: он будет не плыть, а, так сказать, скользить по поверхности. Я иду сейчас к капитану…

— Идите, идите. Авось, что-нибудь выйдет.

Капитан, выслушав заявление Буслея, отдал приказ изготовить плот.

Весело застучали топоры и молотки. Но, когда был спущен плот, оказалось, что и он двигаться не может.

Буслей, однако, не унывал. Его изобретательный ум выдумывал с лихорадочной быстротой один способ освобождения за другим.

Оставшийся в воде плот спокойно лежал не погружаясь. Это дало иное направление мыслям Буслея.

— Много ли у нас досок? — осведомился он.

— Сколько хотите. А что?

— Так, я попробовал бы, знаете ли, вот какую штуку: насколько я соображаю, мы не могли врезаться очень глубоко в водоросли. Так?

— Положим. Дальше.

— Мы проложим из досок тропинку, дорожку, мостик, — называйте, как хотите. Ну, а потом по этим доскам протащим бот.

— Куда именно?

— А вы посмотрите: вон там, мне кажется, довольно широкая лагуна, свободная вода. Проследив получше, вы увидите, что она только очень-очень узким перешейком отделяется от другой, еще большей лагуны. А там… А, черт! Да ведь там же, в самом деле, настоящее свободное море!

— Позвольте, мистер Буслей. Положим, все, что вы говорите, правда. Но что из всего этого следует?

— Очень многое. Прежде всего, у нас будет надежда хотя бы на лодках выбраться из этого положения.

— А пароход?

— Что пароход? Если судно осуждено на гибель, то это не значит, что должны погибать и мы.

— Я не покину судна. Я — капитан.

— Позвольте. Может быть, тогда можно будет попытаться спасти судно.

— Это каким же способом?

— Попробуем протащить его сквозь водоросли на буксире бота.

— А водоросли? “Лидс” будет упираться в упругие пряди, и его не стронешь с места.

— Стойте! Мне пришла еще одна мысль.

— Не слишком ли много мыслей у вас, Буслей, — угрюмо проворчал старый моряк. — Выдумываете-выдумываете, а толку мало.

Капитан махнул рукой. Он, видно, потерял всю свою энергию, попав в столь необычайные, непривычные условия, и его мозг, привыкший работать по раз намеченному трафарету, теперь отказывался работать.

— Ну, говорите, что вы там еще придумали, — сказал он, наконец, Буслею.

— Почему, капитан, нам не удавалось продвинуть бот по водорослям? Да потому, что водоросли не давали ему ходу, заплетая нос, — ответил Буслей.

— Ну, да.

— Почему мы не можем стронуть с места “Лидс”? По той же причине. Исходя из этого, я рассуждаю так: а что, если мы снабдим носовую часть судна подобием остро отточенного ножа, и затем попытаемся тянуть судно? Тогда нож на форштевне будет не напирать на водоросли, а разрезать их. Поняли?

— Идея, черт возьми! — оживился капитан. — Нож мы можем выковать. Слесаря есть… Слушайте, Буслей. Право, вы — башковитый парень. Никогда я этого от вас не ожидал.

И Смитс быстро вышел на палубу отдавать приказания матросам.

В машинном отделении застучали молотки: кузнецы принялись изготовлять под руководством механика огромный нож, чтобы, надев его на форштевень, обратить судно в подобие плуга для вспахивания саргассового поля.

Тем временем другая часть матросов занялась попыткой проложить мостки по саргассам, чтобы по ним протащить до лагуны бот для буксирования “Лидса”.

Доски приходилось спускать с большой осторожностью, потому что на глазах у команды парохода одна оброненная доска, попав концом в воду, погрузилась и после не всплыла на поверхность.

Но другие доски оправдали надежды: очутившись на поверхности воды, они опирались о водоросли и выдерживали довольно значительную тяжесть, погружаясь лишь незначительно.

Мостки быстро росли. Матросы оживились: они поняли, что таким путем представится возможность в крайнем случае хотя бы покинуть прикованное к саргассам судно и на лодках уйти в беспредельное пространство океана.

Работа кипела, и эту работу совершали все свободные люди. На борту парохода оставалось только семь-восемь человек, не считая Буслея и самого капитана.

Работа шла следующим порядком: положив около самого борта “Лидса” на водоросли две широких доски, матросы испытали их устойчивость и на всякий случай, чтобы доски не разошлись, скрепили их при помощи перекладины. Затем были спущены и уложены еще две доски, концами к прежним. Закрепили и эти доски, связав их с первыми, и так далее.

Работа не прерывалась даже на время обеда. Часть матросов обедала, другая работала, не покладая рук, создавая все новые и новые звенья мостков.

Так дело шло до вечера.

Вечером работу пришлось прекратить: было темно, фонари мало помогали, странствование по зыбким мосткам становилось опасным.

Но едва взошла багровая луна, как капитан отдал приказ продолжать работы, и матросы снова забегали по доскам мостков, весело перекликаясь.

Буслей и Смитс стояли на командирском мостике “Лидса”, следя за работой матросов. Буслей обдумывал возникшие в его голове фантастические планы. Лицо Смитса было угрюмо, и глаза, казалось, с ненавистью глядели на все окружающее.