Борьба с безумием - [53]

Кто же может подмечать и улавливать все эти тонкие, непрерывно меняющиеся сдвиги в их поведении, наблю­дать за ними зорким, ястребиным глазом днем и ночью? Только сестры-надзирательницы. Джек проявил в данном случае глубокое внутреннее чутье, размножив самого себя более чем в сто раз. Вместо одного доктора - 108 докто­ров, работающих, как один.

Характерно для Джека, что он считает себя ничуть не выше своих 107 сестер. Он говорит так, словно он тут вообще ни при чем и без него вполне можно обойтись.

- Если бы не эти леди, моя работа с новыми сред­ствами свелась бы к нулю, - говорит Джек. - Вы пони­маете, ведь это только полдела проверять действие новых лекарств, как многие теперь делают, - назначить, скажем, новое лечение половине больных, а остальных оставить для контроля. Контроль только тогда является настоящим контролем, если болезнь у леченых и нелеченых одна и та же.

Джек всячески старался втолковать мне, что у каждо­го из его тысячи пациентов различная болезнь. Поэтому каждого из них нужно наблюдать постоянно и близко. Вот почему он рассматривает своих сестер как врачей и абсо­лютно доверяет им.

- Дело ведь не только в новых лекарствах, - говорит Джек. - Они играют очень скромную роль. Они дают только толчок к умственному пробуждению. Но сами по себе они не могут излечить больного. Сестры должны войти в доверие к больным, должны подавить в них чув­ство страха.

- Страха чего?

- Страха попасть в новые условия. Годами им при­казывали и помогали вставать, идти умываться, одеваться и есть. Образовался глубокий условный рефлекс. Они страшатся того момента, когда им придется самим делать эти простейшие вещи.

Я понял. Сестры-надзирательницы должны снять у них чувство страха. Джек объяснил мне, что это еще не все - сестры должны сделать гораздо больше. Разве я не помню, как Берта Оркэт рассказывала о больной, которая пока­зала свое пробуждение просьбой надеть ей голубое платье? Прекрасно. Ей дают голубое платье. Но она тут же сры­вает с себя новое платье и рвет его в мелкие куски. Затем она начинает поедать его. Чего же испугалась эта несчаст­ная женщина? Строгого окрика. Возвращения в запертую палату. И что же делает сестра? Она ласково успокаивает рыдающую женщину, старается объяснить ей, что та ни в чем не виновата, - это только ее болезнь... и приносит ей другое голубое платье.

Это и есть лекарство против страха. Нежная, любов­ная забота, несущая с собой давно забытое чувство безо­пасности.

- Сестры-надзирательницы обращаются с больными так, как будто они их младшие сестры, - продолжает Джек явно не научным языком и в сугубо сентименталь­ном тоне.

Он говорит, что, действуя только таким образом, се­стры могут уловить у больных признаки возрождающегося сознания. Когда под действием лекарств их сознание ста­новится несколько яснее, они начинают доверять своим сестрам. «Да, да, принесите мне другое голубое платье, я вам очень благодарна» или «Нет, нет, лучше заприте меня в закрытую палату - я еще не готова».

Джек уверен, что его сестры-надзирательницы сде­лали фундаментальное открытие. «Пробуждающиеся боль­ные знают о своей болезни больше, чем знаем мы». Вот пример:

- Симпатичная девушка стала поправляться под дей­ствием новых лекарств плюс нежная, любовная забота, - рассказывал Джек, - но она никак не могла избавиться от скверной привычки загонять иглы себе в бедра и в жи­вот. Иглы приходилось извлекать хирургическим путем. Наконец она бросила эту привычку. Тогда ее перевели в полуоткрытую палату. Можно уже было отпустить ее до­мой под наблюдение родных...

- И она ушла домой?- перебил я его. Джек улыбнулся.

- Постойте, дайте кончить. Она не ушла домой, нет еще. Несколько дней назад она сказала своей сестре-над­зирательнице, что боится, как бы снова не начала заго­нять в себя иглы. Она чувствовала, что это на нее надви­гается. Она просила разрешения вернуться в полуоткры­тую палату.

Джек говорит о глубокой технике этого открытия про­стым языком сельского врача.

- Это не сестры-надзирательницы первыми сообщают мне, поправляется больной или нет. Сами больные сооб­щают это сестрам, а сестры уже передают мне.

Не кажется ли странным, что Фергюсон так доверяет своим больным? Но он ведь хорошо знает, что значит быть сумасшедшим.

Вера Джека в своих 107 леди доходит до того, что многие врачи сочли бы недопустимой крайностью. Сестры отмечают «профили поведения» всех больных с начала до конца лечения; они ежедневно записывают дозировку ле­карств и все изменения в дозах. Больше того - и это уж совсем неслыханно: когда сестра видит, что больному стало лучше или хуже, она сообщает об этом своей стар­шей сестре, которая сама регулирует дозировку или сов­сем отменяет лекарство под свою ответственность. И только потом она докладывает об этом Фергюсону.

- Редко приходится исправлять их назначения, - го­ворит Джек.

Миссис Донна Пилларс - ветеран больницы Траверз-Сити, работает она там уже двадцать лет. Спокойная, чер­новолосая, крепкая женщина с проницательным и в то же время ласковым взглядом темных глаз. Она тоже хочет рассказать мне, какие перемены произошли в женском от­делении больницы Траверз-Сити с приходом доктора Фер-гюсона и применением новых лекарств. Ее манера рас­сказывать наводит на мысль, что Донна Пилларс могла бы, пожалуй, иметь успех в качестве драматурга. Знаю ли я старинную народную песню «Видали ль вы, как пляшут привиденья?» Да, припоминаю. Так вот, несколько лет на­зад женское отделение больницы напоминало эту песню, только вместо «привидения» следовало бы сказать «стра­шилища». Она рассказала, как несколько лет назад, но­чью, во время ужасной грозы, в больнице погасло элек­тричество. В эту ночь она была старшей дежурной по больнице. Она подумала о том, что у дежурной сестры буйного отделения, должно быть, много хлопот, что она может испугаться или попасть в опасное положение. Дон­на Пилларс пошла в отделение, и здесь, при ярких вспыш­ках молнии, она увидела страшную картину. В кромеш­ной тьме длинного холла вдоль стен стояли, как статуи, белые фигуры голых женщин, оцепеневших от страха. Другие ходили в темноте крадущейся походкой, нагие и мерт­венно-бледные при вспышках молнии. Некоторые броса­лись на Донну с дикими воплями. Нет, это были не пляшущие призраки, о которых поется в старой песне; это были жуткие страшилища, то появлявшиеся при свете молнии, то пропадавшие в непроглядной тьме, чтобы снова появиться при новой вспышке молнии...