Борьба с безумием - [19]

«На прошлой неделе, - так начинался очерк, - доктор Джон Т. Фергюсон сделал одной из тысячи его умали­шенных пациенток подарок стоимостью в 23 цента.

Когда она осторожно взяла в руки небольшую стеклян­ную баночку с двумя золотыми рыбками, разноцветными ракушками и веточкой водоросли, лицо ее залилось ру­мянцем.

- Спасибо, доктор, - тихо сказала она.

Это были ее первые слова за четырнадцать лет мол­чания».

Конечно, замечательно, что медицинская наука смогла заставить немую сумасшедшую даму заговорить после многих лет молчания. Но не в этом, по-моему, соль эпи­зода; меня больше заинтересовала роль Джека Фергюсона в этом деле. Как сумел он почувствовать, что парочка жалких двадцатитрехцентовых золотых рыбок поможет вывести эту женщину из-за психического занавеса, за ко­торым она прозябала вне контакта с человеческой гуман­ностью и добротой? Где Джек обрел свою интуицию, под­сказавшую ему, что эти потерянные существа, как будто совсем конченные, остаются все же людьми. На каких пу­тях жизни он познал старую незыблемую истину, что доброта - это могучее лекарство.

Чтобы объяснить внутренний мир Джека Фергюсона, я попрошу вас последовать за мной в его прошлое, сквозь бурные годы его несуразной жизни, когда он узнал то, чему не учат в медицинских колледжах и чего не найдешь в учебниках психиатрии. Процесс подготовки Джека к ро­ли врача для душевнобольных похож на судьбу Эрнста Хемингуэя, который сказал, что лучшая школа для писателя - это несчастливое детство.

Школьные годы Джека напоминают мне обложки жур­нала «Сэтердэй ивнинг пост», на которых изображаются очень забавные, всегда веселенькие и хорошенькие амери­канские мальчики и девочки. Однако школьные годы Дже­ка напоминают мне эти картинки лишь потому, что совер­шенно на них непохожи.

Отец его был католиком, а мать методисткой, и ка­ждый из них тянул его по своему пути. Отец служил составителем поездов на железной дороге Монон и чер­товски хотел сделать сына паровозным машинистом; и Джек полюбил копоть и грязь железнодорожного депо и шипение пара. Мать мечтала о том, чтобы сын имел более высокую профессию, чем отец, и стал доктором; и Джек разъезжал на старом форде с их домашним доктором, на­блюдая, как настоящий домашний врач лечит не только болезнь, но и человека.

В этом заключалось первое серьезное жизненное за­труднение Джека: он хотел, чтобы его любили и отец и мать, и всячески старался угодить им обоим. Но разве можно работать на паровозе и в то же время изучать медицину? Этот практический вопрос не волновал Джека. Он воображал, что сможет это делать, потому что с самых ранних лет, когда он носил еще коротенькие штанишки, у него было чувство, что все, за что он ни возьмется, дол­жно ему удаваться.

Джек был, как говорится, парень-непромах. Одинна­дцатилетним мальчиком он нанялся рулевым на рыбацкое судно на озере Мичиган. Он заявил капитану, что будет работать без всякого жалованья, если к концу дня ему позволят забирать всю рыбу, которая застряла в петлях сети. Затем с большими корзинами рыбы в обеих руках он возвращался домой и, проходя по улице, непрерывно голосил: «Свежая рыба, свежая рыба». Он приносил до­мой во много раз больше денег, чем получал бы за свою работу на судне.

В мальчишеские годы Джек обладал не только острым умом, но и дикой энергией. Мать должна еще больше его полюбить - такую задачу он себе поставил. Она должна полюбить его сильнее, чем младшего брата, который был болезненным мальчиком и мочился в постель. Чтобы еще больше подкузьмить брата, Джек два раза в день, утром и вечером, бегал разносчиком газет, а после возвращения из школы работал в аптекарском магазине. Ко всему это­му он ухитрялся хорошо учиться в школе.

- Я готов был растоптать кого угодно, чтобы добиться любви к себе, - вспоминал Джек. - Это был первый признак созревавшего во мне сумасшедшего зверя.

Его система воздействовать на мать и завоевывать ее любовь работала, увы, в обратном направлении. В семна­дцать лет, получив аттестат об окончании школы, он ушел из родительского дома. На сталелитейном заводе в Гари, скрыв свой возраст -Джек был крупным и плотным мальчишкой, - он ухитрился получить работу подсобного рабочего, надеясь скопить деньги и поступить на подгото­вительные медицинские курсы Индианского университета. Туго приходилось мальчишке на тяжелой работе с тяже­лыми людьми в тяжелом виде промышленности. Но Джек и тут показал свою ловкость. Ничто не могло его оста­новить.

Начав (это было в 1925 году) с четырех с половиной долларов в день за десятичасовой труд, он, среди бу­шующей, адской жары мастерских, быстро пробивал себе дорогу; подсобный рабочий, отбойщик, шлаковщик, над­смотрщик, второй помощник, первый помощник. - он до­стиг наконец своей цели у огня открытых топок: к концу первого года он зарабатывал уже 14 долларов за восьми­часовой рабочий день.

Он научился ругаться на польском, немецком, испан­ском и литовском языках. Он научился жевать табак, не­смотря на то, что это вызывало у него тошноту. Он упраж­нялся в искусстве глотать сандвичи - ломтик кровяной колбасы с острым желтым перцем - так, чтобы они не лишали его голоса и не вызывали слез на глазах. Он обу­чал неграмотного поляка основам английского языка, ри­суя обломком доломита на полу мастерской короткие слова гигантскими буквами. Люди звали его «козликом» и любили за то, что он не отказывался ни от какой неприят­ной работы и не переставал улыбаться, когда над ним под­трунивали.