БОМЖ Вера - [19]

— Вить, так ты на рабочем месте что-ли? Ну, это… — Мой собеседник молча кивнул, понурив голову. — Дела…

Теперь я налил себе рюмку и выпил.

— Юлька почти сразу обо всем догадалась. Молчала. Терпела. Только спать переместилась в гостиную. И такие взгляды иногда на меня бросала, у меня все внутри переворачивалось. Думал, все, приду на работу, выгоню аспирантку, все! А как приду, в глаза ей посмотрю, вся решимость куда-то исчезает. И все думал, ну ладно, завтра, а сегодня еще немного, еще немного этого лихого счастья.

— Лихого счастья, — повторил я, — хорошо сказал. Мне это знакомо. И чем дело кончилось?

— Юля заболела. Я пришел как-то домой, а она лежит… Лежит на спине в потолок смотрит. Я подошел, спрашиваю: «Юленька, что с тобой?». А она отвечает, тихо так: «Я устала, я дико устала, зачем ты меня мучаешь, Витенька? Я так больше не могу». Знаешь, я уткнулся ей в плечо и заплакал. Слов не было. Не было у меня никакого оправдания. А потом поликлиника, обследование, больница. Опухоль у нее ну… Там… По-женски, короче. Видишь, как получилось, гулял я, а заболела она.

Виктор встал и подошел к окну, он не хотел, чтобы я видел его слезы.

— Ну вот, — продолжил он, глядя в окно, — и началось лечение. Раньше я жил одной работой. Юлька меня от всего оберегала — и дом на ней, и Настенька, я и не думал, что это все так тяжело. Аспирантку я попробовал уволить, да она ведь не только со мной спала. Короче, уволили не ее, а меня. Просто вышибли пинком под зад, хорошо еще трудовую не испортили — по собственному желанию. Но я только обрадовался: хоть так, а проблема решилась. Господи! — Витя резко развернулся, сел на стул и, перегнувшись через стол, приблизился ко мне. Он опять говорил шепотом, — Толя, вот скажи мне, как так бывает: баба, которая казалась просто красавицей, о которой бредил ночами, которую боготворил, вдруг, в один миг начинает казаться гнусной стервой, просто отвратительной, надменной сукой! Ну как?

— Это жизнь, Витя. Вот такие штуки могут проделывать бабы с нами — мужиками. Странно, что ты это так поздно понял.

— Юлька у меня первая была. Ну первая женщина, мы еще со школы дружили, потом поженились, а тут…

— А сейчас как? Как у вас с Юлей?

— А что, не видно? — Витя улыбнулся. Улыбнулся первый раз за время всего разговора. — Она меня простила! Понимаешь, это святая женщина, я недостоин и мизинца на ее ноге!

— Здорово! — Я хлопнул Витю по плечу. — И не переживай. Забудь, как страшный сон. — За столом повисла пауза, Витя налил нам еще по одной. — Я тебе завидую, Витя. Давай выпьем за тебя, за твою семью.

Мы чокнулись и выпили. Неожиданно я почувствовал большое облегчение. Нет, не от водки. Просто… Я понял, что в своем горе не одинок, что другие люди тоже ошибаются, страдают, и что некоторым из них везет, и проблемы решаются. Вот бы и мне повезло. Вот бы и мне, как Вите… Какая-то смутная мысль еще мелькнула в голове, но я не смог ее ухватить.

— Толя, у тебя все будет хорошо, выздоровеет твой Пашка, мы их поженим еще! Пашку и мою Настеньку! — Мы оба рассмеялись. Нет, все же как хорошо было в этом доме, как хорошо…

На следующий день с утра я заехал в больницу. Пашке начали курс химиотерапии. Его постоянно тошнило, личико сына осунулось, вокруг глаз появились темные круги. Жена была чернее тучи. Она смотрела на меня так, будто я был виноват во всем, что случилось. Я оставил в палате пакет с продуктами, и пошел с Пашкой погулять.

— Па, а я умру? — Вопрос сына сразил меня наповал. Мы шли по зеленой аллее, и я рассказывал Пашкину любимую сказку про Колобка. Вопрос возник неожиданно.

— Пашуль, с чего ты это взял?

— А здесь в больнице многие умирают. Сначала попадают сюда, а потом умирают. Я маму вчера спросил, а она ничего мне не сказала. Может, ты знаешь?

— Сынок, мы все когда-нибудь умрем.

— Да? — Сын остановился и посмотрел на меня. Господи, как же он повзрослел! Пашкин взгляд обезоруживал, казалось, что он видел меня насквозь. — И ты умрешь, и мама?

— Конечно. Только обычно родители умирают раньше своих детей. Детки растут, а родители им помогают — учат, воспитывают, а потом уже детки ухаживают за папой и мамой, когда те становятся такими штаренькими, бесвувыми, — я согнулся в три погибели и зашепелявил. Пашка рассмеялся. — Вот и ты, Пашуль, пока умирать погоди, а то кто мне в старости стаканчик пива принесет?

— А мне тетя Надя сказала, что детки не умирают, а к Богу на небо уходят. Это правда?

— Наверно, правда. А кто эта тетя Надя?

— Это медсестра. Она мне уколы ставит, а я не боюсь! — Пашка опять посмотрел на меня, ожидая похвалы.

— Ты у меня молодчина! Настоящий мужик, да? — Сын закивал головой.

— И когда мне горькие лекарства дают, я не плачу, как другие детки. И когда меня тошнит, я бегу в туалет, чтобы кровать не испачкать, а то мама всегда ругается. Пап, а почему наша мама всегда на меня ругается? Других деток мамы любят, целуют, а наша мама ругается, по попе меня бьет.

— По попе? Это когда?

— Ну вчера. Меня вырвало… На кровать, а она меня по попе.

«Вот же сука!» — Подумал я, но вслух сказал.

— Пашенька, мама очень за тебя переживает, она просто устала. И ты постарайся ее не расстраивать, хорошо? Ты же мужчина!