Бомбейские чудовища - [51]

Вид Черепанов имел вполне безумный, но в сознании его кипела бурная аналитическая работа. Сначала он боролся с мыслью о том, что несносный ревнивец может найти его в любой точке города: он знает место службы жертвы, ничто ему не помешает пронюхать и место жительства — способен и там подстеречь. Маньяк Матвеев казался фельетонисту существом всемогущим и вездесущим. Он нисколько бы не удивился, если бы инженер неожиданно попался бы ему навстречу.

Тысячи вариантов спасения проносились в воспаленном уме Фалалея, но ни одно укрытие не представлялось надежным и безопасным.

На набережной Невы фельетонист несколько сбавил бег и оглянулся. Не обнаружив за спиной погони, он немного отдышался. В лицо и грудь его бил острый, как нож, ветер, снежные комья залепляли слезящиеся глаза, сбивали дыханье. Наконец он догадался надеть шубу, спустился по деревянным сходням на невский лед и двинулся сквозь метель к другому берегу, держась подальше от санной колеи.

Через десяток-другой шагов движение пришлось ускорить, — на голове фельетониста по-прежнему не было шапки, а на ногах носков. Фалалей несколько раз спотыкался и падал, но вновь поднимался и продолжал бег.

Споткнувшись в очередной раз поблизости от вожделенного берега, Фалалей свалился. Он чертыхнулся, побарахтался в снегу, с трудом поднялся. Препятствие, притормозившее его стремительный бег, показалось ему странным — слишком мягким, что ли? Прищурившись, фельетонист вгляделся в белый бугор. Он не верил своим глазам. Бугор шевелился!

Отпрянув на всякий случай назад, Фалалей не мог оторвать взгляда с колышущегося бугра, а тот вдруг застонал. Отступив еще немного, Фалалей с удивлением наблюдал, как бугор постепенно превращался в согбенную человеческую фигуру. После нескольких неудачных попыток неизвестный встал на ноги и, видимо, разглядев сквозь летящий снег смутную фигуру, еле слышно пробормотал:

— Помогите! Прошу вас.

Фалалей едва не потерял сознания от ужаса.

— Самсон! Это ты?

— Я, — залепленный снегом с головы до ног стажер журнала «Флирт» с трудом шевелил распухшими губами.

— Как ты сюда попал?

— А где я?

— На льду валяешься, на Неве. Если б не я, замерз бы к чертовой матери. Ты пьян?

— Не знаю.

— Как ты здесь очутился?

— Не помню.

Фалалей подошел к другу и, приобняв его, поволок несчастного к берегу. Выбравшись на набережную, они двинулись к ближайшему фонарю.

Любопытство, разумеется, распирало фельетониста, заметно приободрившегося рядом с другом, но сейчас было не того, чтобы выпытывать историю самсоновских похождений. Морозец все ощутимей впивался в голые пятки фельетониста.

— Пистолет у тебя с собой? — с надеждой спросил Фалалей, увлекая понурого Шалопаева за собой.

— Ни пистолета, ни денег, ни документов, — промямлил Самсон.

— Ну, ничего, выберемся, — Фалалей крякнул. — И не в такие переделки попадали.

— А куда мы идем?

— В церковь, — ответил неунывающий флиртовец, — самое безопасное место. Убийцам и насильникам вход в храм заказан. Слава Богу, в православной стране живем! Не посмеют безобразничать в святом месте.

В голосе фельетониста слышалась уверенность, даже злость. Самсону же было все равно, куда тащит его за собой наставник, мысль его металась между смутными воспоминаниями о драке на Гагаринском буяне и такими же смутными воспоминаниями о загадочной беседе с господином Либидом в редакции журнала «Флирт». Но язык стажера еле шевелился, и каждый шаг вызывал боль. Здорово его побили. А как в число грузчиков попал загримированный Лиркин? Неужели музыкальный обозреватель «Флирта» следил за ним?

Церковь, куда приволок его Фалалей, была старая, деревянная, для бедных людишек… Стояла она на пустыре, скрытая за заборами и кустами, у калитки маячили фигурки согбенных, увечных и хворых. Они даже рук не протягивали за милостыней по такому морозу, сидели безмолвно, укутавшись в тряпье, у колен их валялись пустые драные шапки.

Фалалей быстро миновал сирых и направился в обход церкви — к ее служебной двери. Кажется, он бывал здесь не раз и дорожку знал хорошо. Самсон едва поспевал за ним.

По-хозяйски Фалалей дернул за ручку, деревянная дверь скрипнула, и стажер оказался втолкнутым в узкое полутемное пространство — студеный коридорчик, заставленный сундучками, мешками и ведрами. За спиной стажера заскрипела прикрытая Фалалеем дверь. Черепанов потопотал ногами, оббивая снег, и властно кивнул другу. Журналисты прошли вперед, свернули налево, открыли еще одну дверь и попали в теплую комнатушку. В углу, возле печки, возился молодой служитель.

— Кирька, черт рыжий, здорово, — фельетонист бесцеремонно хлопнул истопника по плечу.

Тот вздрогнул, поднял красноватые глаза на нежданных посетителей. Затем выпрямился и так же лихо хлопнул по плечу Фалалея.

— Ух ты, греховодник бесовский, — просипел Кирька и улыбнулся, обнажив красивые белые зубы, — водку принес?

Фалалей обернулся к изумленному Самсону.

— Ты не тушуйся, мы по-свойски балакаем, вместе в гимназии учились, дружки вечные. Иногда встречаемся за чаркой.

— Водку принес, спрашиваю? — повторил Кирька.

— Отец Киприан, — Фалалей дурашливо поник, — не вели казнить, вели миловать. За спасением и утешением явились к тебе агнцы божьи. Доброта твоя ангельская зачтется тебе на Страшном суде…