Бомарше - [111]

«Все, что мне нужно, так это нравиться тебе. Но сам я не большой мастак делать приятные вещи. Ты хочешь моей любви? Так бери ее, кто тебе мешает? Ты желаешь, чтобы я тебя ласкал, так скажи об этом. „Поцелуй меня. Жако, дай мне свою руку, сынок!“ Ты хочешь, чтобы мой палец позабавил тебя! Так шепни мне своим прелестным ротиком:

„Пощекочи меня, дружок“. Ты хочешь, чтобы твоя куколка таяла от наслаждения и чтобы душа отлетала со вздохом счастья, для этого нужно нежно пройтись рукой по внутренней стороне бедра… Ты что-то рассказывала мне о своем поясе, но так и не показала мне, что это такое. Иногда воспоминания о твоем местечке, покрытом растительностью и влажном от нахлынувшего желания, приходят мне в голову и отрывают меня от моих грустных занятий. Я вижу его, и мне хочется испить сладкую росу с него… Когда я прихожу к тебе, кто мешает тебе сказать мне: „Доставь мне удовольствие, я хочу этого, я не могу без этого, я умираю…“ Когда я не беру тебя и не вижу, как ты кончаешь, я просто твой друг, но когда ты загораешься сама и начинаешь распалять меня, я сразу же вспыхиваю, и хотя я всего лишь слабая спичка, но эта спичка всегда готова запылать для тебя сразу с двух концов… Жду твоего ответа, чтобы получить немного удовольствия, мечтая о наших удовольствиях».

Таковы эти письма, которые в обширной переписке Бомарше перемежались с деловыми посланиями главы торгового дома «Родриго Горталес» и с письмами политического характера Верженну, Франклину и американскому Конгрессу, при том, что все свое свободное время этот писатель-драматург посвящал работе над «Женитьбой Фигаро».

Меж тем он все реже писал своей любовнице. В одном из посланий, от 22 сентября 1777 года, он позволил себе весьма скабрезную шутку:

«Кто-то сказал мне вчера: „Чтобы добиться успеха в делах, сударь, нужно ввести в них женщин“. — С таким же успехом можно проделать обратное, — сказал я ему в ответ, — мы точно так же преуспеем, если „введем нечто в женщин!“»

Эта переписка продлилась, то затухая, то вновь разгораясь, до января 1778 года. Бомарше охладел к своей любовнице и пытался порвать эту связь, больше не доставлявшую ему удовольствия и истощавшую его кошелек, так как г-жа де Годвиль не отличалась бескорыстием. Его последние письма к ней стали настолько непристойными, что нам все труднее и труднее решиться цитировать их. Всего одного примера будет достаточно, чтобы читатель составил о них представление:

«Я часто наблюдал, как слова „ну что, любовь моя, сейчас я задам тебе жару“, вовремя произнесенные возлюбленным в тот момент, когда он проворным пальчиком возбуждал ваши желания, заставляли волны сладострастия мощными толчками нестись от вашей головы к тому месту, которое вам так хорошо известно! Разве вы исчерпали все свои очаровательные средства возбуждения желания, чтобы жаловаться на свое полное бессилие? Я помню, как видел вас несколько раз в такой любовной истоме и в таком виде, что и евнух бы воспрянул; вы получали удовольствие от одного того, что, держа в руке мое орудие любви, словно молитву повторяли: „Ах, как он берет меня, ах, как он берет меня!“ — и сжимали его своими прелестными сладострастными ручками, будто хотели передать ему все свои чувства. В другой раз вы взяли его за головку и стали нежно водить им по самому чувствительному месту, грубо говоря, чесать там, где чешется, после чего мы слились в таком экстазе, что уже нельзя было в этом наслаждении осознать себя отдельно друг от друга, и каждый испытывал удовлетворение и за себя, и за партнера. Это был настоящий потоп, который тушил пожар. Так какого черта вам надо? Моя память не может подсказать мне всех способов, коими вы в моем присутствии добивались прекрасных результатов. Дорогая моя, нужно постараться распалить себя, пошевелить кое-чем, собраться с мыслями и помолиться».

Эти игривые воспоминания, переданные в весьма смелых выражениях, не могли удовлетворить пылающую страстью женщину, предпочитавшую реальные любовные утехи их описаниям. Г-жа де Годвиль была не единственной, кто заметил, что Бомарше стал избегать интимной близости, поскольку получила на свои упреки следующий ответ:

«То, что ты написала мне, только что слово в слово было повторено мне моей хозяйкой; если бы я мог поверить в невозможное, я решил бы, что либо она видела, как ты писала свое письмо, либо ты слышала ее слова. Она сказала, что я больше не тот, каким был раньше, что, запершись в своем кабинете, я бегу от всех наслаждений, что мне больше ничего не нужно, что холод старости гораздо горячее моих чувств, что я совсем перестал доверять ей, чья нежность мне так хорошо известна, что я перестал заниматься с ней любовью и совсем разлюбил ее. После этих слов слезы полились у нее из глаз. В кого же я превратился, друзья мои? Органическая материя, которая питает наш мозг, видимо, одного рода с той, что вызывает возбуждение в центрах наслаждения, таким образом, то, что происходит наверху, сразу же сказывается на том, что делается внизу».

В то время как нежная Тереза заливалась слезами, чувствуя себя покинутой, г-жа де Годвиль завела себе нового любовника, более молодого и не подверженного приступам любовной депрессии. Бомарше философски отнесся к этому решению, сделавшему его свободным; отец Фигаро не был ревнив.