Большой Хинган - [28]

Шрифт
Интервал

— Притопали? — Наверное, он думал, что в город вошла новая стрелковая дивизия. — Шагайте к старшему лейтенанту! — рукой указал направление.

Вот где лязгало железо: за низким зданием танкисты ремонтировали танки. Их стояло всего два: «тридцатьчетверка» и легкий Т-70. Как сразу отметили солдаты, работа у танкистов шла ни шатко, ни валко. Один сидел на каком-то ящике, вяло двигал мехами великолепного немецкого аккордеона, несколько человек лежали на зеленом газоне, дымили сигаретами.

Кречетников, несший вещевой мешок, передал его Колобову. Представиться должен был он — как-никак ефрейтор — старший по званию. Офицер, к которому их послал часовой, по армейским законам в данном случае являлся начальником гарнизона.

Едва на зов аккордеониста вышел старший лейтенант — был он без фуражки и в комбинезоне с засученными рукавами — Андрей узнал его. Разгромленная японская колонна перед Хинганом, последняя вода в канистре… Гуго — так его называл капитан, молодой комбат.

Андрей весело вскинул ладонь к пилотке:

— Наблюдатели армейского поста ВНОС!

— Постой, кацо… Ага! — грузин раскинул руки, как бы собираясь заключить Кречетникова в объятия, но тут же опустил их. — Какой номер? Номер? — повторил он, прожигая Андрея горячим взглядом.

Оперативный номер поста без крайней необходимости называть не полагалось. Для тех, кого он обслуживал, пост попеременно бывал то «Елкой», то «Розой», то «Ветром» — как на этот день предписывала таблица радиопозывных.

— Ноль сто двадцать девять, — поколебавшись, произнес Андрей.

— Молодцы! — в порыве чувств грузин толкнул его в грудь ладонями. — Этот номер, верно, кацо! Видали, как мы их на станции Болотай?.. Весь эшелон в щепы!

Значит, старший лейтенант вспомнил не встречу в предгорьях. Он говорил о событиях третьего дня — о том японском составе на железнодорожной ветке. В Болотае вносовцы видели его остатки — обгоревшие вагоны и платформы, валявшийся на путях исковерканный паровозик… Значит, их радио приняли эти парни?!

Грузин охнул, когда худощавый, с ввалившимися глазами, ефрейтор обхватил его жесткими, как железные прутья, руками. Отдышавшись, возбужденный Кречетников проговорил:

— Прости, старшой… Да вы что, не признали меня? Две фляги спирту в Хингане, не помните? Капитан — ваш комбат еще… Гуго вас зовут, товарищ старший лейтенант? Эх, елки-моталки, еще раз встретились!..

16

 Едва рассвело, Андрей растолкал Легонькова и Колобова. Вечером, когда они с Колобовым возвращались на холм, Андрею пришла в голову мысль: попросить, чтобы старший лейтенант Гуго написал рапорт на посмертное награждение Ниязова.

Почти не давая газу, Андрей вывел машину на дорогу.

Когда «шевроле» мягко подкатил к серой каменной коробке, возле которой стояли танки, из люка «тридцатьчетверки» до пояса высунулся часовой или дневальный, — как его было назвать?

— Вносовцы! — выйдя из кабины, сообщил о себе, приветственно подняв руку, Кречетников.

— Хай живе радянський Крым! — приветствовал танкист.

Пока он вылезал из люка, Легоньков тоже вышел из кабины. Старший сержант и танкист оказались удивительно похожими друг на друга: оба с полнотцой, щекастые, белобрысые и с глазами навыкате.

— Ты, земляк, откуда? — спросил его танкист, подтягивая поясной ремень с пистолетом «ТТ».

— Город Тула. Оружейники. Слыхал? — усмехнулся старший сержант, доставая пачку японских сигарет, принесенных вчера Андреем.

— Слыхал, — отозвался танкист. — Самоварники.

Андрей зашел в дом. Танкисты спали на полу в пустой большой комнате. Как видно, они уже пользовались складами — каждый лежал на нескольких шубах. Шубы были из рыжего искусственного меха, а верх парусиновый. Самураи собирались зимовать. На полу стояло несколько вскрытых ящиков с галетами, сигаретами и какими-то консервами в маленьких плоских банках.

Чумазому воинству пора было подниматься, и Андрей потормошил спавшего в середке старшего лейтенанта. Тот сразу сел, словно и не спал.

— А, пост ВНОС! — сказал он, увидев знакомое лицо, и оглянулся, ища фуражку. — Чего пришел, кацо? Забирай, что надо, — вон шубы бери, если холодно!

Андрей изложил старшему лейтенанту просьбу насчет рапорта Тот велел подать его полевую сумку.

Через четверть часа лист из полевого блокнота старшего лейтенанта с двадцатью строчками был у ефрейтора в кармане.

Легоньков, Колобов и танкист-часовой сидели на каменной бровке асфальтовой дорожки и разговаривали. Дверь в будку автомашины была открыта, и ефрейтор сразу увидел, что туда погрузили лишь с пяток небольших ящичков. В лучшем случае — дня на четыре галет и консервов. Танкисты же говорили, что на складе мешки риса, растительное масло… Консервов, галет тоже надо захватить больше. Наконец, на всякий случай взять хотя бы две-три шубы и несколько пар японских желтых ботинок… Безголовые!

Андрей не стал выговаривать товарищам, просто влез в кабину машины и завел мотор. Складские помещения были рядом, вчера танкисты показали, где они.

Все было открыто. Зайдя в одно помещение, затем в другое, ефрейтор внимательно осмотрел пирамиды ящиков, стеллажи, ряды бочонков. В общем-то, небогатый склад. Наверное, недостающую часть продовольствия японский гарнизон добывал ка месте, грабя китайское население.


Рекомендуем почитать
Плещут холодные волны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подвиг в майскую ночь

Писатель Рувим Исаевич Фраерман родился в 1891 году в городе Могилеве, на берегу Днепра. Там он провел детство и окончил реальное училище. Еще в школе полюбил литературу, писал стихи, печатал их. В годы гражданской войны в рядах красных партизан Фраерман сражается с японскими интервентами на Дальнем Востоке. Годы жизни на Дальнем Востоке дали писателю богатый материал для его произведений. В 1924 году в Москве была напечатана первая повесть Фраермана — «Васька-гиляк». В ней рассказывается о грозных днях гражданской войны на берегах Амура, о становлении Советской власти на Дальнем Востоке.


Воспоминания моего дедушки. 1941-1945

История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.


Солдаты Родины: Юристы - участники войны [сборник очерков]

Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.


Горячие сердца

В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.