Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников - [48]

— Кто это «камерад Штейнер»? — спросил Хартнел. — Об этом господине, по-моему, у нас до сих пор не было речи.

— Нет, — сказала Криста, — но я думаю, что документ этот касается бывшего депутата бундестага от ХДС Юлиуса Штейнера. Он был членом парламента до ноября 1972 года, а с 1967 года был уполномоченным Экономического совета ХДС по земле Баден-Вюртемберг, где находится также и дирекция концерна «Даймлер — Бенц».

— Тогда не было бы ничего особенного в том, — высказал свое мнение Хартнел, — что какой-нибудь меценат оказал ему помощь в приобретении автомобиля.

— Нет, конечно, нет, — сказала Криста. — Особенность дела состоит только в том, что этот Штейнер в 1973 году оказался в центре скандала, связанного с вотумом недоверия правительству Брандта, внесенным 27 апреля 1972 года. Тогда возникла весьма драматическая ситуация, поскольку правительство Брандта, уже с самого начала имевшее незначительное большинство, потеряло к тому времени еще несколько голосов депутатов, переметнувшихся в лагерь оппозиции; положение стало, как говорят шахматисты, патовым, при котором перевес всего в один голос мог иметь решающее значение. И вот летом 1973 года депутат от ХДС Штейнер уличил вдруг самого себя в том, что в апреле 1972 года он был подкуплен Социал-демократической партией и за сумму в 50 тысяч марок голосовал против вотума недоверия, в результате чего Вилли Брандт остался у власти. А ко всему прочему он признался еще и в том, что был двойным агентом, работавшим как на Федеральную службу информации, так и на ГДР.

— Чем, очевидно, хотели создать впечатление, что Вилли Брандт обязан своим пребыванием у власти либо подкупленным депутатам, либо коммунистам, либо даже и тем и другим — правильно я это понял?

— Вполне, — сказала Криста. — И поэтому Штейнер выложил свою сенсационную исповедь на стол редактора крупного, крайне правого и весьма опытного в коварных нападках на правительство Брандта иллюстрированного журнала… Так что, может быть, и не столь уж неважно, кто, когда и что дарил этому господину Штейнеру — наш милейший господин Хаузер мог бы, безусловно, поведать вам об этом больше.

При упоминании имени Хаузера Дон посмотрел на часы.

— Об этом господине я чуть не забыл. Но у нас еще есть достаточно времени, он ведь ждет моего ответа до половины десятого вечера, в моем распоряжении восемь минут.

— Что вы ему скажете, Дон? — спросила Криста. — Собираетесь согласиться на его предложение?

— Что я скажу Хаузеру, это вы сейчас сами услышите. Но дадим ему спокойненько подождать еще несколько минут. Расскажите-ка мне пока, каково ваше общее впечатление от этих документов, зафиксированных на микрофильме Фретшем. Находите вы, что они для кого-то настолько важны, чтобы ради обладания ими стоило идти на риск вооруженного взлома и бандитского нападения с причинением телесных повреждений?

Криста, помедлив с ответом, сказала:

— Я думаю, люди, пытавшиеся таким способом завладеть микрофильмом, делали это отнюдь не из желания ознакомиться с документами, которые и так им хорошо известны. Для них гораздо важнее воспрепятствовать тому, чтобы эти письма, протокольные записи, финансовые поручения и кассовые квитанции попали в руки их политических противников. Потому что точный и полный анализ всего материала мог бы представить для общественности большой интерес, весьма наглядное изображение того, что бундесканцлер Вилли Брандт назвал однажды «картелем правых». Для большинства граждан это явилось бы довольно отталкивающей картиной, раскрывающей также и международные связи этих людей. О Тауберте, например, там имеется подробнейшая протокольная запись. Я прочла лишь один абзац о его связях с франкистской Испанией и с представителем греческой секретной службы в Бонне, но мне этого вполне достаточно; так же, впрочем, как абзаца о Франце Йозефе Штраусе, где говорится о его ширящихся контактах в Южной Африке. А завершаются эти заметки интересной перепиской между Таубертом и Штраусом. Короче говоря, это было бы — появись только весь материал перед общественностью — довольно неприятно для…

— Вы, право же, очень помогли мне, Криста, кое-что уяснить и принять решение, — сказал Хартнел вставая. — Сейчас я позвоню Хаузеру, так как уже половина десятого, и если хотите доставить мне удовольствие, то подождите меня, а я обещаю вам интересное развлечение.

Через двадцать минут Хаузер вошел в бар. Его лицо расплылось в улыбке, в руках Хаузера был объемистый портфель.

Криста сидела за столом. Перед приходом Хаузера она со смешанным чувством прислушивалась к разговору, который Дон вел по телефону из бара с Хаузером, приглашая его с изысканной, показавшейся ей даже чересчур подчеркнутой вежливостью. Возвратившись, Хартнел едва обмолвился с Кристой несколькими словами и удалился, как он сказал ей, «всего лишь на пару минут».

И вот теперь пришел Хаузер, явно обрадованный тем, что застал Кристу одну.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Криста холодно, — мистер Хартнел придет через несколько минут.

Хаузер усмехнулся.

— Я вовсе не тороплюсь, милое дитя, — сказал он, сев рядом с Кристой и поставив портфель под свой стул, — я даже, откровенно говоря, очень рад тому, что его нет и мы с вами побудем наедине.