Большой Джон - [38]
На самом деле ни девичьего монастыря, ни монахини Агнии, ни могилы-склепа здесь никогда и не существовало, но обожавшим все необычайное, таинственное и легендарное, восторженным девочкам предание о плите святой Агнии приходилось весьма по вкусу, и они всячески поддерживали его.
Эта плита, собственно говоря, самый обыкновенный кусок плоского камня, имела для институток огромное значение. Во все трудные минуты жизни — обижал ли кто девочку, случалось ли с нею какое-нибудь горе или просто хотелось ей просить чего-либо у судьбы — воспитанница считала своим долгом идти помолиться Богу у плиты святой Агнии, причем это паломничество совершалось или рано утром, или поздно вечером и непременно весною, летом или осенью (зимой и сама плита, и последняя аллея засыпались снегом, и туда никто, кроме кошек, не проникал). Готовясь к экзамену математики, единственному «чертежному» экзамену, то есть к такому, на котором работали на досках, девочки позволяли себе некоторую вольность по отношению к таинственной плите. Они приносили кусочки мела из класса и писали на плите задачи и теоремы. Считалось особенно счастливым признаком заполучить к экзамену математики какой-нибудь группе таинственную плиту, так как готовившиеся на ней девочки были уверены в поддержке и покровительстве таинственной монахини. Вот почему, лишь только окончился экзамен «Закона», Вера Дебицкая — «учительница» своей группы — торжественно объявила классу:
— Медамочки, я занимаю «плиту»…
Пояснять, какую плиту, не было надобности, все уже знали, в чем дело, и со следующего же утра девочки отправились готовиться в сад.
Солнце начало клониться к закату. Жара спала. Легкой истомой повеяло в воздухе.
— Линия АВ равняется линии CD… Додошка, не смотри по сторонам… Найди мне гипотенузу в этой фигуре… — звонко говорит Дебицкая и колотит мелком о плиту.
Додошка с грехом пополам отыскивает гипотенузу.
— Покажи катет… — нимало не умилостивившись, приказывает Вера.
Но Додошка ищет катет на небе. Ее голова закинута кверху, а глаза блаженно сияют.
— Mesdames, правда, сегодняшние облака похожи на взбитые сливки? — сладко причмокивая, спрашивает она.
— Даурская, ты глупая обжора и невежда. Ты осрамишь меня, твою учительницу, перед заграничным ассистентом! — выкрикивает Вера и хватается за голову.
— Гм… Гм… Новый ассистент!.. Воображаю, что он подумает о нас, услыша наши ответы!.. — искренне смеется Воронская.
— Плакать надо, а не смеяться. Ведь вы все так плохи, что из рук вон, — негодует Вера.
Елецкая почти ложится на траву у края плиты и, приложив ухо к углу могилы святой Агнии, замирает.
— Ольга, что ты? — спрашивает ее Креолка.
— Тс… Тс… — отвечает Лотос, — я слышу, mesdames, я слышу… Святая Агния предсказывает мне билет…
— Ах, не дури, Елка… Среди белого дня начинаешь галлюцинировать!.. — сказала Сима.
Но Елецкая не обратила внимания на ее слова. Глаза девочки блуждали, а лицо стало неподвижно.
Она лежала в прежней позе, почти касаясь ухом плиты. И вдруг поднялась порывисто и сказала:
— Одиннадцатый билет!.. Святая Агния предсказала мне одиннадцатый!..
— Одержимая! Ну не одержимая ли это, спрашиваю я вас? — расхохоталась Сима. — В какую чепуху верит!
Но девочки, казалось, не разделяли мнение Эльской. Предсказание номеров билетов пришлось им по вкусу.
Теперь место Лотоса заняла Черкешенка и приложила ухо к плите.
Остальные замерли в ожидании.
Но Черкешенке не посчастливилось, как Ольге. Святая Агния никоим образом не пожелала удовлетворить ее желание.
— Додошка, ложись ты, — посоветовала Лида Воронская.
— Ясно, как шоколад, лягу… — Додошка растянулась на траве.
Сначала ее лицо выражало одно только нетерпеливое ожидание. Но прошла минута, другая, третья, и лицо Даурской приняло обычное апатичное выражение.
— Слушай, Вороненок, схвати ее за ногу, — шепнула Эльская на ухо Воронской, — а то она так до ночи проваляется, и мы не успеем выучить ни одного билета.
Лида осторожно придвинулась к лежащей у плиты Додошке и схватила ее за ступню.
— А-а-а-а!!! — неистово взвизгнула Даурская и мгновенно очутилась на ногах.
— Святая Агния меня хватает!.. Помогите!.. Караул!.. — И она опрометью кинулась по аллее. За ней, не говоря ни слова, взбудораженной, испуганной стаей бросились бежать остальные.
— Ой!.. Ой!.. Ой!.. Монахиня бежит за нами!.. За ногу хватает!.. Помогите!.. Помогите! — неслись отчаянные крики.
Лида и Эльская остались вдвоем у роковой плиты. Девочки долго смотрели вслед подругам, потом взглянули друг на друга и весело рассмеялись.
На следующее утро был назначен экзамен математики.
Ровно в 10 часов раскрылись настежь коридорные двери. Одетые в чистые передники, пелеринки и «манжи», выпускные чинно, по парам, вошли в актовую залу.
Тот же зеленый стол, те же расставленные полукругом стулья, те же кресла, предназначенные для экзаменаторов, как и на Законе Божием. Ничего нового, если не считать с полдюжины черных аспидных досок, размещенных по обе стороны экзаменаторского стола.
При взгляде на черные доски сжалось не одно юное сердечко. Через полчаса они покроются цифрами, задачами, линиями, теоремами, и девочки, нервно постукивая мелками, будут выкладывать о равенстве линий и углов.
