Большой дом. Пожар - [46]

В иные дни Бен-Юб долго всматривался в глубокий провал долины. Что и говорить, подлинные богатства сосредоточены в руках колонистов. Его собственный участок, как и участки других крестьян Бни-Бублена, лежит на каменистом склоне горы. Земля тут родила, но она была скупа, как и здешние женщины, ширококостые и худые. Бни-Бублен со своими полями, изрезанными оврагами, со своими посевами, карабкающимися по обрывистым склонам или примостившимися у подножия скал, находится на пороге бесплодных земель.

Крестьяне здесь не имеют бумаг Алжирского банка, а золотых монет — и подавно. Они еле сводят концы с концами. У них нет ни гроша в кармане, работа же тяжелая…

А налоги? Чтобы их уплатить, случается продавать побрякушки жены, свою собственную одежду, шерсть из матрацев, а иногда приложить ко всему этому и несколько овчин. Продавать можно все, но только не землю.

Если в наше время и удается кое-как прожить да заработать на кусок хлеба, большего и требовать нельзя. И все же ухитряешься понемногу копить. Если в землю вложить труд, она отблагодарит тебя. В горах крестьянин работает в поте лица, не зная отдыха. Если ему посчастливится сберечь несколько грошей, то за счет собственного желудка. Ничего не поделаешь, приходится урезывать себя.

Вот так и идут дела, но будет ли так продолжаться до самой смерти? Живешь в тесноте, некуда податься. Не стоит дальше тянуть лямку, если все останется попрежнему. Ухаживай за землей, и твои усилия оправдаются. Обрабатывай ее, и она вознаградит тебя сторицей. Если же ты задумал копить деньги — это пустая мечта. Как можешь ты вкладывать свою кровь, свои силы — а ведь ты никогда не отлынивал от работы, — свои лучшие стремления в несбыточную мечту, которая будет неотступно тебя преследовать, пока не отравит всю душу. Несмываемое пятно ляжет на твою совесть, и ты не избавишься от него никогда, словно от какой-нибудь неизлечимой тропической болезни. Взгляни, какие неисчерпаемые богатства кроются в этих расстилающихся перед тобой фиолетовых землях. Конечно, земля со своими растениями и животными, бескрайняя земля принадлежит богу, а он дает ее в пользование тому, кому пожелает. Но тот, кто владеет частицей этой земли, благословен небом, ибо он пользуется достатком и свободой. В ней он находит настоящую независимость.

Такие мысли неотступно бродили в головах крестьян из Верхнего Бни-Бублена, что бы они ни делали: сеяли, подрезали деревья, ухаживали за скотом или даже спали. Они вошли в их плоть и кровь, вселили в их сердца грубые, тяжелые желания, неосознанную зависть. Люди переходили от одного дела к другому с вечной тоской по земле; это чувство иссушило им душу, а перед глазами вечно стояло одно и то же обманчивое видение — земля.

Феллахи только и говорили, что о забастовке, которая потерпела поражение в феврале. Она не удалась, что правда, то правда. С тех пор двое из них находились в предварительном заключении. И не одни они: аресты были произведены и в соседних деревнях.

Сегодня достопочтенный Маамар-аль-Хади — в который раз! — проповедовал умеренность безработным, как и он, феллахам, собравшимся на краю деревни.

— Человеку, — говорил он, — не следует думать ни о чем, кроме работы, кроме борьбы за кусок хлеба: она и так берет все его силы. Пусть выкинет из головы мысли о судьбе, о завтрашнем дне, как правильно говорили старики. Двое из наших оказались в тюрьме. А почему? Да потому, что стали умничать.

Сиду Али захотелось утереть ему нос. Но, поразмыслив, он отказался от этого намерения. Не стоило ввязываться в ссору, которая все равно ни к чему не привела бы. Да он и понимал, насколько бесполезны все эти споры. Но все же возразил Маамару:

— А когда дома нет ни куска хлеба? Требовать хлеба значит, по-твоему, заниматься политикой? Что такое кусок хлеба? Пустяк. А для нас это все. Для нас хлеб — это жизнь. Вот почему для таких людей, как мы, хлеб — это все.

Остальные феллахи слушали.

— Если хочешь жить, — возразил Маамар, — опусти голову и работай; вот и все. Другого выхода нет.

— Извини меня, — проговорил Али-бен-Рабах, — но я с тобой не согласен. Наши люди из крепкого сплава, с чистыми и цельными сердцами. Ни нищета, ни несчастья еще не испортили нас. Так чего ради мы станем жить с опущенной головой? Каждый из тех, кто стоит рядом с тобой, — это пороховой погреб, недостает только, чтобы в него попала искра.

— Благослови тебя бог за твои слова, — пробормотал Ба Дедуш, старейший.

— В нынешние времена, — вмешался в разговор Сид Али, — происходит много странного. Но, если подумать, в этом нет ничего непонятного; все дело в разных несправедливостях, старых и новых, от которых страдают феллахи.

Продолжая обращаться ко всем остальным, он пристально глядел на Маамара.

— Право же, у всех вас есть глаза: посмотрите вокруг себя! — воскликнул он. — Вы молоды. Жизнь вас многому научит, она вам покажет, что у нас изменилось.

В эту минуту раздался гортанный голос Ба Дедуша — можно было подумать, что в горле у него перекатываются камни.

— Чудные дела творятся у феллахов, — сказал он. — Все меняется. Мы, старики, помним время, когда даже представить себе было нельзя, чтобы что-нибудь изменилось. К старости зрение слабеет, зато начинаешь больше думать и лучше все понимать.