Большой день в жизни Кости - [9]
— О-ле! — закричали из группы иностранных ребят. «Иностран» обернулся и ответил им что-то.
— Спутник! — еще раз на прощанье крикнул он Косте и помчался к своим, высоко вскидывая длинные ноги.
8. ВСТРЕЧА С ГЕРОЕМ
Костя с интересом слушал о героях в музее. Но это было так, как будто он читал о них книгу. Сейчас — другое дело: он увидит настоящего, живого героя, который сам расскажет о себе, и можно будет даже спросить о чем хочешь.
Ребята вошли в узкий дворик между двумя зелеными возвышениями.
— Здесь, — сказала девушка, — был самый прочный очаг обороны. Небольшой гарнизон удерживал около себя целую дивизию эсэсовцев.
Ребята с интересом оглядывали дворик. Тут все было близко, все рядом. Можно было своими руками ощупывать стены, выщербленные пулями, заглядывать внутрь казематов, расположенных в толще вала.
«Найти бы что-нибудь, — мечтал Костя, — какую-нибудь личную вещь, да, наверное, все уже подобрали».
Дворик заворачивал направо. Впереди послышались голоса. Девушка повернулась к ребятам:
— А еще в немецком донесении было написано, что обороной этого укрепления руководил отважный русский майор. Даже враги сознавали, что он отважный! Ну, больше я ничего вам рассказывать не буду, все услышите от него сами.
Ребята увидели троих людей. Один — в военной форме. Над воротом гимнастерки — длинная шея. Глаза живые, очень блестящие. Он стоял у стены и что-то с жаром объяснял другому, небольшого роста человеку в полосатом выгоревшем пиджачке. Лицо у этого человека загорело докрасна, как будто он долго работал в поле, на солнце. «Колхозник», — определил Костя.
Третий, коренастый, широкоплечий, сосредоточенно вымерял шагами дворик вдоль стены. И ребята, еще не успев разглядеть Звезду Героя Советского Союза на его пиджаке, сразу поняли, что это — он, а те двое — при нем.
Он держался здесь хозяином. Шагал крупно, сильно взмахивал рукой, показывая что-то своим спутникам. Вот он остановился, подумал, наклонив голову, погрозил указательным пальцем, словно сказал самому себе: «Это — так, а вот это — так». Густые нависшие брови его озабоченно хмурились, на загорелых твердых щеках пролегли длинные борозды, ветер развевал темные пряди прямых волос.
И вдруг он увидел ребят. Морщины его раздвинулись, короткая верхняя губа поднялась, показывая ровные крепкие зубы.
— А, пионеры! — закричал он, широко раскрывая руки. — Идите сюда. Подходите, все подходите! Я припоминаю теперь! Вот в этом каземате у нас и были конюшни! — Он заявил об этом с таким торжеством, как будто ребята настойчиво спрашивали у него: а где же конюшни? — и, наконец, он смог дать им правильный ответ. — Идите, идите покажу!
Ребята, толкая друг друга, столпились у входа в каземат. Свет солнца падал косяком на пыльный, будто дымящийся пол, на желтоватые, обитые железными полосами ящики.
Между ребятами и героем встала девушка-экскурсовод со своей палочкой, похожей на шпагу мушкетера.
— Ребята, позвольте вам представить. Вот это — Петр Гаврилович…
— Не надо представлять, — перебил ее герой, решительно махнув рукой, — зовите меня дядя Петя. — И по-приятельски улыбнулся ребятам.
— Сперва у нас тут лошади были, — он говорил так, как будто начал свой рассказ еще задолго до прихода ребят, — а потом их выпустить пришлось. — Петр Гаврилович обернулся к «колхознику». — Ты ведь их и выпускал?
— А как же? — ответил тот. — Я тогда при лошадях был ветеринаром.
Теперь Костя хорошенько рассмотрел «колхозника». Молодой еще, а морщин много. Глаза, как скобочки, уголками вниз, синие-синие и прячутся в густых выгоревших ресницах. «Добрый»! — решил Костя.
— Страшно было, — продолжал «колхозник» тихим, сипловатым голосом, — снаряды рвутся, мины. Нам самим страшно, а лошади — что они понимают? Ржут, взвизгивают, копытами в стены грохают. Бойцу одному ногу перебили. Ну, мы и решили их выпустить. И пошли, пошли лошадки… — Он показал рукой, куда они пошли. — Тихие пошли, довольные, думали — на водопой. Давно их не поили. Подошли к колоде, опустили морды, а колода сухая. И пошли они дальше, к воротам. Больше мы их не видали.
— Жалко лошадок! — сказала Ира Круглова, моргая глазами.
— Лошадок было жалко, — подтвердил дядя Петя, — но людей еще больше, особенно ребятишек.
Он помолчал, потом сказал каким-то другим, глухим голосом:
— Недавно тут делали раскопки и среди останков нашли детские башмачки…
Наступила такая тишина, что стало слышно, как насвистывает ветер в густой траве. Ребята будто окаменели. Дядя Петя стоял, опустив подбородок на грудь. Потом он поднял голову и ясными глазами поглядел на ребят.
— Румяные, здоровенькие, радость на вас смотреть! Видели бы ребятишек, которые у нас тут были! Оборванные, пропыленные, на щеках грязные полосы от слез. Губки от жажды порваны в кровь… Вот здесь мы их и укрывали, — Петр Гаврилович показал в сторону конюшен. — Все мы, конечно, были хороши, не только ребятишки. Одна девчушка, маленькая такая, — Петр Гаврилович наклонился и показал рукой, какая была маленькая девчушка, — долго на меня смотрела и говорит: «Дядя, ты очень страшный. Ты, наверное, очень старый, но ты добрый, врагов от нас отгоняешь!..» — Петр Гаврилович засмеялся коротким, добродушным смешком.
