Большое средневековое сафари - [6]
— Ты здорово ему врезал, его конь чуть не сел на зад, а он, не смотря на то, что подставил щит, вылетел из седла как перышко. Вот только брякнулся тяжело.
— Судя по шлему в твоих руках, моей голове повезло меньше, чем заду его коня.
— Кстати, Бен, я сгоняю на склад нашего клуба, поменяю шлем на новый, а то этот так сплющен, что тебе его уже не надеть.
Доктор не одобрял такого убийственного спорта. Его не интересовало, что это древнее рыцарское искусство, а все мы любители средневековой истории. Не прошло и объяснение, что это отличный спорт. Но свое дело док знал. Через час я довольно уверенной походкой вышел из медицинского пункта. Ягодица моя горела от уколов. Но чувствовал я себя почти совсем человеком, а не безголовым зомби.
На скамейке у входа сидел Питер с новым блестящим шлемом, а рядом стоял Ланселот.
— Выглядишь много лучше, — констатировал он. — Пожалуй, герольды допустят тебя к состязаниям.
— Все шутишь. А я, между прочим, победил соперника шестого в рейтинге, а мой рейтинг в конце первой сотни.
— Да, ты улучшил свое турнирное положение, и скоро у тебя снова будет такая же возможность. Не помню, чтобы ты много тренировался в последнее время, но ты точно улучшил свою технику!
Я не ответил, так как это было правдой: причина победы была вовсе не в возросшей технике — и эту причину я знал.
Еще через час я снова сидел в седле и ждал новой отмашки клетчатым флагом. На этот раз моим противником был рыцарь с рейтингом номер девять, разумеется, если считать сверху. Я постоянно себе напоминал, что действие равно противодействию, и о необходимости беречь голову хотя бы потому, что в ней находились мои мозги.
Наконец мелькнул клетчатый флаг, и мы помчались навстречу друг другу. Я, как и в первом поединке, пустил коня несколько быстрее того, что принято считать обычной скоростью. И снова я целил в туловище, прикрытое щитом, боясь, что возросшая сила удара может привести к серьёзным травмам противника. Свой щит я приподнял к самому забралу — второго такого тумака, несмотря на новый шлем, моя бедная голова могла не выдержать. Его копье ударило меня в нижний край нагрудника, едва не попав в луку седла, и разлетелось в щепы. Удар был весьма болезнен: главное, стало нечем дышать. Я был так оглушен, что ничего не слышал, и только лишь увидел, как сломалось мое копье о его щит.
Когда я пришел в себя, Ланселот стоял в точке разворота, а Питер, стоя на барьере, держал мой шлем в руках. Я не помнил, как скакал и как развернул Ланса. Только потом до меня дошло, что мой умный конь все сделал сам. Пот и непроизвольные слезы заливали мне лицо. Я судорожно хватал воздух ртом, и изредка мне это удавалось. При каждой судорожной попытке вдохнуть в грудной клетке довольно сильно покалывало. Сквозь слезы и пот я с трудом разглядел, как моего противника увозила медицинская робототележка.
— Кажется, ты сломал ему руку, — сказал Пит, — и здорово помял щит.
— А мне кажется, что он сломал мне ребра, — отвечал я.
Впрочем, к доктору я добрался своим ходом, верхом на Ланселоте. Док увидел меня второй раз и выразил удовлетворение по тому поводу, что получил окончательное подтверждение своей теории о варварстве средних веков и о сумасшествии тех, кто участвует в средневековых турнирах. А потом он обнаружил перелом ребра, и мне пришлось лечь на регенерацию.
Отговорки, что я пропущу большую часть турнира, его не интересовали. А так как процедура сращивания костей не могла продолжаться менее трех суток, то он был рад тому, что на законных основаниях помог хотя бы одному сумасшедшему любителю практической истории остаться в живых.
— Но, док! Я надеялся на призовое место, — попытался я его разжалобить.
— Увы, теперь мечтанья те погибли в полной красоте, — продекламировал он мне древнего поэта.
В ответ я криво усмехнулся. Зато из установки регенерации меня вынули совершенно здоровым, и помолодевшим лет на десять, по крайней мере, я так себя ощущал.
Так, как я пропустил шесть поединков, то потерял все шансы на призовые места. Этот турнир был для меня потерян. Нам с Питером оставалось только одно — отправиться домой. Сидя в своем огромном удобном и любимом кресле, я сделал философское открытие, что наблюдать за турниром с экрана с чашкой кофе в руке не так уж и плохо, и намного приятнее, чем сидеть на трибуне с поломанным ребром и последствиями контузии.
Заодно с финалом я посмотрел в повторе пышное начало турнира, которое как участник я видеть не мог. Зрелище стоило того, по крайней мере, на мой взгляд. Но возможно это мнение не объективно, надо же успокоить себя по поводу потраченных собственных денег.
Все рыцари со свитами, пажами оруженосцами и прекрасными дамами, на платья которых пошла уйма кружев, сплетенных дамами-энтузиастками вручную в кружевных мастерских нашего клуба, проехали по улицам столицы, затем по улицам нашего средневекового клуба-города, затем собрались на главной площади замка. Под трубы и барабаны глашатаи выкрикивали имена рыцарей, подробно перечисляя их титулы и их свиту. Подчиняясь распорядителям, свиты, во главе с рыцарями, одна за другой проносились по подъемному мосту замка и двигались вокруг ристалища. Каждый останавливался возле своего шатра, которые были заранее установлены по периметру поля.
Раздражение группы нейронов, названных «Узлом К», приводит к тому, что силы организма удесятеряются. Но почему же препараты, снимающие раздражение с «Узла К», не действуют на буйнопомешанных? Сотрудники исследовательской лаборатории не могут дать на этот вопрос никакого ответа, и только у Виктора Николаевича есть интересная гипотеза.
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.