Большое небо - [76]

У входа в паб через дорогу выставили меню, из которого следовало, что внутри подают «йапас», и Джексон отнюдь не сразу постиг, что подразумеваются йоркширские тапас. Он читал, есть такое движение «йекзит» – за ограниченную автономию графства, иными словами. В Йоркшире, утверждали сторонники, население почти сопоставимо с Данией, экономика крупнее, чем в одиннадцати странах ЕС, а золотых медалей на Олимпиаде в Рио Йоркшир заработал больше, чем Канада. Занятно, что брекзит представлялся Джексону концом цивилизации, а вот йекзит отзывался в сердце песнью сирен.

(– Тем самым разжигаются гражданские войны и племенной геноцид, – сказала Джулия.

Джексон не знал других людей, начинавших фразы с оборота «тем самым», а прогноз ее виделся ему чуток слишком зверским – начинается-то все невинно, с йапас «севиче с креветками» и «трубач под кисло-сладким соусом». Трубач – [так называемая] еда, которую Джексон готов отведать, только если это спасет жизнь одному из его детей. И даже в таком случае, ну-у…)

Отвлекло его отбытие клиентки мадам Астарти, худой молодой женщины, явно недовольной всеми временами своей жизни – и прошедшим, и настоящим, и будущим.

А затем Кристал наконец вышла из «Мира Трансильвании» – очевидно, бросив там Белоснежку, – и не успел Джексон перевести дух, они снова помчались – по машинам и в путь.

– Ты уж извини, – сказал Джексон Дидоне и подсадил ее на заднее сиденье. Дидона заснула мигом.

Похоже, Кристал ехала в Скарборо – это хорошо, Джексону тоже туда. Если Кристал его заметила, можно сослаться на совершенно невинное алиби, хотя Джексон таскался за ней, точно охотник за добычей, и вел себя, собственно говоря, ничем не лучше серебристого «БМВ», который ему полагалось расследовать. Он снова глянул на часы – до встречи его пубертатного альтер эго Хлои с Юэном еще час.

В пункте назначения имела место очередная ловкая парковка. И снова прогулки по улицам – Кристал шла рысью, а скоро перейдет на галоп. С чего такая спешка? Надо вернуться и спасти Белоснежку из лап вампиров?

Они уже шагали трущобами. Кристал резко затормозила перед тату-салоном и проверила имя под звонком на соседней двери. Квартира, надо думать, наверху. Спустя пару минут дверь отворилась и наружу опасливо выглянула женщина. Угадать возраст не позволяла костлявая немощь преданной потребительницы мета. От якобы «домохозяйки и матери» не ожидаешь подобных знакомств. Женщина куталась в мужской кардиган, словно околевала от холода. На ногах у нее были старомодные мохнатые шлепанцы – такие носила бы Джексонова бабка, если б она у него была (в роду Броуди не отмечалось особого долгожительства). Женщины напряженно поговорили на пороге, а потом закутанная в кардиган женщина посторонилась и пропустила Кристал в дом.

Джексон вновь переключился в режим безделья – на сей раз он болтался в кофейне через дорогу. Не кофейня, скорее горе-забегаловка, убогое заведение, где других посетителей не было, так что Джексон запросто занял место у окна и оттуда подкарауливал появление клиентки. Он заказал кофе (гнусный) и делал вид, что увлечен айфоном, пока Кристал не выскочила внезапно из-за двери. Не успел Джексон бросить на стол пятифунтовую купюру (безобразно переплатив) и уломать Дидону встать, Кристал уже одолела пол-улицы.

Продолжать преследование Джексон передумал. Боялся, что это угробит собаку, а в перечнях его недостатков – по обеим версиям, и Джулии, и Натана, – ему только этого и не хватало. Он перешел через дорогу – глянуть, как зовут изможденную подругу Кристал. Над звонком приклеили скотчем бумажку, а на бумажке фломастером написали: «Ф. Ярдли». Интересно, что значит «Ф». Фиона? Фифи? Флора? Как-то непохожа она на Флору. Мать Джексона звали Фидельма, и ей всю жизнь приходилось диктовать англичанам свое имя по буквам. Мать родилась в Мейо – тоже не упрощало картины. Акцент у нее был густой. «Как говорит картошка», – называл это брат Джексона Фрэнсис (тоже на «Ф»), презиравший свое кельтское наследие. Фрэнсис был старше Джексона и с дорогой душой раскрыл объятия свободе шестидесятых. Работал сварщиком в Управлении угольной промышленности, обзавелся щегольским костюмом и мотоциклом, стригся под горшок а-ля «Битлз». И каждую неделю гулял с новой девчонкой. Он был ролевой моделью, с него можно было брать пример. А потом он покончил с собой.

До самоубийства его довели угрызения совести. Фрэнсис считал, что он в ответе за гибель их сестры. Если б можно было сейчас с ним поговорить, Джексон выдал бы традиционную полицейскую телегу про то, что в смерти Нив виноват лишь один человек и это человек, который ее убил, но если по правде, встреть ее брат на автобусной остановке, как ему и полагалось, неведомый чужак не изнасиловал бы Нив, не убил и не выбросил ее тело в канал, и за это Джексон так брата и не простил. Джексона обиды не смущали. От обид есть польза. Обиды не дают сойти с ума.

Джексон позвонил в дверь Ф. Ярдли, и после продолжительного ожидания, а также шарканья и звона ключей и цепочек дверь наконец отворилась.

– Чего? – спросила женщина в кардигане.

Без экивоков, значит. Вблизи Джексон разглядел впалое отчаяние ее исхудалых черт. Сколько ей лет? От тридцати до семидесяти, выбирай на вкус. Бабкины шлепанцы она сменила на дешевые лаковые сапоги до колена, а под широченным кардиганом обнаружились короткая юбка и минималистичный топ в блестках. Делать скоропалительные выводы Джексон не любил, но сейчас поневоле сказал себе: «панельная девица» – и вдобавок дешевая. Работая в полиции, он всегда ладил с представительницами древнейшей профессии, поэтому сейчас достал лицензию и завел свою обычную придверную болтовню: