Большое небо - [63]

Трансильванские кланы

Дома Кристал усадила Карри смотреть «Свинку Пеппу»[95]. В кухне есть телевизор, можно приглядывать за Карри из оранжереи, пока срочно перекуриваешь. Карри, правда, и так с места не сдвинется, Пеппа для нее – все равно что героин. Она по-прежнему маскировалась под Белоснежку, а Кристал сбросила туфли на каблуках, натянула джинсы и старую футболку. Очень нужно прибраться. За уборкой проще подумать и про фотографию, и про послание. «Держи рот на замке, Кристина». Кто ее теперь зовет Кристиной? Да никто, вот кто. Тина давным-давно умерла, похоронена даже, воскресла в образе Кристал, блестящей и гладкой, как стеклышко. И про что ей держать рот на замке? Ее никто ни о чем не спрашивал. Наверняка тут замешан серебристый «БМВ», так? Следит, чтоб Кристал не открывала рта (и при этом не говорила про что?).

Как она и предсказала скептически настроенному Джексону Броуди, следили за ней от самой парковки. В зеркало заднего вида Кристал различала вдали «тойоту» Джексона Броуди. Чуть-чуть спокойнее – но лишь чуть-чуть, – если знать, что кто-то следит за человеком, который следит за ней. Может, за Джексоном Броуди тоже кто-нибудь следит – такая бесконечная вереница людей, и у всех в поле зрения она, Кристал. Томми ни при чем – в этом она уверилась окончательно. Похоже, все серьезнее и грязнее. Похоже на прошлое. Ну, они же не соврали? Если открыть рот и заговорить о прошлом, на свет вырвутся все демоны ада.

От Джексона Броуди-то будет толк? «Не в первый раз на родео», – сказал он. Мужчина в лучшем виде – в голове одно гумно. Всю жизнь ею вертят как хотят всякие бахвалы – мужчины, для которых она кукла, и не в хорошем смысле слова. («Бравада, – сказал Гарри. – Это из итальянского». Подходящее имечко для скаковой лошади.) Кристал предпочитала молчаливых мужчин с низкой самооценкой – вот Винса Айвса, например. Вроде приличный человек. Венди что, правда убили? Почему? Открыла рот и заговорила? У нее, что ли, тоже было прошлое? Как-то не верится. Она же покупала одежду по каталогам «Боуден» и гордилась тем, что вырастила страшненькое чахлое деревце.

Парадная дверь распахнулась с грохотом. Томми. Так и не научился входить в дом по-тихому. Вчера вернулся поздно, уехал – еще шести утра не было, выскользнул из постели, не разбудив Кристал. Непохоже на Томми – уйти, не позавтракав, и спокойно поспать он ей обычно тоже не дает. Кристал уже привыкла, что ее будят тычками в бок и просьбой заварить чаю. Судя по всему, это входит в круг ее должностных обязанностей. На День матери Гарри и Карри принесли ей завтрак в постель – поднос с цветочком из сада в вазочке, кофейник, круассаны, джем, идеальный персик. (Карри: вот она – идеальный персик. Еще не побитый жизнью.) И открытку, которую помог сделать Гарри. Рисунок карандашом, семейство палка-палка-огуречиков – мама, папа, двое деток. «Лучшей мамочке на свете» – вот что там говорилось. Гарри неловко похлопал Кристал по плечу и сказал: «Извини, я ж не хотел, чтоб ты плакала». «Это от счастья, Гарри», – сказала она. Часто ты в этой жизни плачешь от счастья? Нечасто – вот как часто. Приятно, что слезы не высохли окончательно.

– Кристал? – заорал Томми. – Куда ты там запропастилась, бля?

Кристал вздохнула. Поищи – найдешь, подумала она. Затушила сигарету, забросила мятную пастилку в рот.

– Я тут!

Когда Томми вошел в кухню, Кристал сказала, натянув на лицо счастливейшую из улыбок:

– Ну надо же, милый, – ты дома, да среди дня? Историческое событие.

– Тебя не было?

– Меня не было?

– Я и говорю – тебя не было. Я заезжал, а тебя не было.

– Заскакивала в Уитби, по хозяйству кое-что.

– В таком виде?

– Переоделась. Слышал про Венди?

– Венди? – растерялся Томми.

– Про Венди Айвс, жену Винса. Она умерла. Ее кто-то убил.

– Ебаный в рот. Как?

– Не в курсе.

– Что думаешь? Винс? Я бы понял – она была корова надутая. А пожрать есть? Сэндвич какой?

И это все? Его обед важнее, чем убийство Венди? Настораживает, до чего легко он отмахивается от мыслей о мертвой жене. Может, и о живой тоже.

– Легко, – сказала Кристал. – Свинина и соленые огурцы или жареная курица?

– Без разницы. Курица. Я в кабинете поем.

Томми был какой-то сам не свой – не нормальный беззаботный Томми.

– На работе нехорошо? – посочувствовала Кристал. Сопереживание тоже входило в круг ее должностных обязанностей.

– Можно и так сказать. Я пойду, – ответил он и вдобавок что-то буркнул про писанину. Потом, правда, ему хватило совести проворчать извинения. – Утречко то еще, – сказал он и клюнул ее в щеку. – Извини.

– Ничего страшного, милый.

Сам не свой, точно. А чей тогда?

Томми закрыл дверь в кабинет.

Кристал достала из холодильника упаковку готовых куриных котлет. Содрала с них пластик и сморщила нос от запаха мяса. Мертвое животное. И Венди сейчас пахнет так же? Отошла в путь всей плоти. Это же откуда-то, да? Из Библии или из Шекспира, скорее всего[96]. Гарри наверняка знает. Гарри знает всё. Временами Кристал переживала, что он знает слишком много. Держи рот на замке. Эти слова по-прежнему рикошетили в мозгу.

Кристал выложила сэндвич на тарелку и украсила веточкой петрушки – не то чтобы Томми оценил. Когда Кристал была моложе, за гарнир сходил разве что пакетик кетчупа к картошке. В ее годы уже можно говорить «когда я была молода» – какая тоска. Не такая, впрочем, как воспоминания о молодости. Кристал надеялась, что Карри, когда вырастет и станет оглядываться на детство, ничего, кроме счастья, не вспомнит.