Большие пожары - [29]

Что делать? Обжаловать этот нелепый приказ? Но каким образом? И кому нужно жаловаться? Он заставил себя сразу поехать в город, в обком, но секретари были заняты, а инструктор неопределенно сказал, что, да, конечно, нужно разобраться. Потом он зашел в ресторан, но почти не ел. Вернулся он поздно, жена уже все знала, слышала, как Дуся Оловянникова говорила кому-то:

— А главного-то сняли.

Жена бросилась к нему:

— Аркадий, нельзя сидеть сложа руки. Надо протестовать, жаловаться!

— Я уже жаловался.

Он все же сел и написал длинное письмо в наркомат, сидел за стоим столом, у зеленой лампы и писал, а жена, возбужденная, ходила из угла в угол и говорила-говорила, что он должен написать, чем аргументировать.

Он ее не слышал.

В ожидании ответа (все же слабо брезжила надежда: исправят ошибку, извинятся, восстановят) он устроился в школу преподавать алгебру и немецкий язык, и Лиде странно и стыдно было встречать отца в тесном и людном школьном коридоре. И ему самому было как-то странно (то ли еще будет!) входить с классным журналом в учительскую, чувствовать на себе любопытствующие взгляды учителей. Проходя по поселку, он часто слышал за спиной шепоток. Теперь он уже сам заходил в магазин, покупал водку, чтобы выпить тайком от жены, но, когда он выпивал, это сразу же обнаруживалось.

Преподавал он хорошо, им были довольны. Однажды утром директор сказал:

— Можно попросить вас, Аркадий Викторович, зайти ко мне в кабинет?

— Но ведь уже звонок?

— Ничего, ничего. Входите, пожалуйста, садитесь.— Он снял очки и теперь, вероятно, лишь смутно видел Валединского.— Аркадий Викторович, вы знаете, как я ценю ваш ум и вашу культуру. И я очень доволен вами как педагогом. Но, понимаете, к нам обратились. Знаете... Калошин, он заведует лабораторией... Так вот он выступил на собрании и заявил: «Он не имеет права учить наших детей!»

Валединский смотрел на старичка директора и видел давний зимний вечер, вокзал и Калошина, семенящего по перрону: «Аркадий Викторович? Ждем вас, ждем...»

Арестовали Перминова. На Андрее не было лица. Он ходил по квартире, из одной комнаты в другую, по коридору в кухню и обратно. Вернулся с улицы Мишка. Андреи ушел к себе, закрыл дверь, сел на диван. Время от времени он всплескивал руками и еле слышно, про себя, стонал: «Этого не может быть!»

Уже поздно, когда Мишка давно спал, он спросил:

— Лена, а могли его посадить за то, что он служил у Блюхера?

Она глянула на него удивленно:

— У Блюхера служило очень много людей.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Она добавила:

— Ты, между прочим, тоже служил у Блюхера.

— Это ошибка,— оказал Андрей тихо,— страшная ошибка. Но почему с ним? Как они только могли подумать? Как они могли поверить? Ведь это большевик, настоящий большевик.— Он помолчал.— Я мог бы поручиться за него. Чем угодно.

Они не спали почти всю ночь.

— Никогда в это не поверю. Это ошибка. Но ведь ошибку можно исправить. Директора посадили... Не знаю... Но может быть... Валединского сияли. За что? Непонятно.

— Им бы надо уехать отсюда, Валединским, — сказала Лена.

Теперь родители оба устроились учителями в школе соседнего поселка. За ними каждый день присылали бричку, и они ехали за пять километров. Наступила глубокая осень, дожди. Лида с сжавшимся сердцем смотрела, как они влезают в мокрую бричку, как отец держит зонт.

Как-то Мишка сказал ей:

— Слышь, Лидк. Брат говорит, Андрей: чего они тут сидят маются, ехали бы себе, однако.

Лида покраснела до слез:

— Вам какое дело! Захотим, уедем, захотим, тут будем жить.

Но уезжать пришлось. Явились из ЖКО с требованием освободить квартиру в 3-дневный срок.

Мать опять закричала: «Жаловаться, протестовать!» — но отец вдруг сказал:

— Чего там жаловаться, надо ахать!

Стали укладываться, уложили вещи, сняли со стен ренуаровскую Самари, сняли портрет Лавуазье. Антуан Лоран Лавуазье. Опять приходили чужие люди, рассматривали вещи, выносили их.

Лида с матерью шли из магазина, встретили Гущина. Он поздоровался. Мать отвернулась. Он подумал с обидой: «Ну, это вы напрасно».

Заведующий гаражам отказался дать машину ехать на вокзал, сказал, что не имеет права. Отец автобусом поехал в город, там нашел машину и вернулся на ней. Был ясный холодный день. Погрузили вещи и поехали. Их никто не провожал.

Куда они ехали? Так, вообще, в Москву. Там видно будет.

На вокзале отец договорился с носильщиками, что они достанут билеты. Он бегал, суетился, большие вещи сдавали в багаж. Было заметно, что отец успел заскочить в буфет, мать уже ничего не говорила.

Наконец все было готово, и билеты куплены. Теперь они стояли на платформе около чемоданов. Поезд должен был вот-вот показаться, уже объявили. К отцу подошли двое.

— Вы Валединский?

— Да. В чем дело?

— Пройдемте в вокзал.

— В чем дело?

Отец был страшно бледен. Один из людей показал ему что-то в ладони.

— Пройдемте.

— Но я не могу. Вот уже мой поезд.

— Ничего, ничего, пройдемте.

Поезд уже замедлял ход у платформы.

5

Как-то, зайдя в городе в книжный магазин, Андрей купил книгу «Лесная таксация» — учебник. Дома Лена сказала:

— Ну, что ж, с боном! — и поцеловала Андрея. Он весь вечер сидел, листал книгу. С тех пор он стал покупать и выписывать книги по лесному хозяйству.