Большие надежды - [58]

Съ этими словами онъ обратился къ мальчику, который не имѣлъ ни малѣйшаго понятія, что они значили. Но я видѣлъ, какъ его ошеломило и озадачило, когда его хозяинъ собственными руками отворялъ мнѣ дверь. Такимъ-образомъ въ первый разъ я испыталъ могущество денегъ и увидѣлъ, что даже мальчишка Тряба морально былъ побитъ ихъ вліяніемъ.

Послѣ того, я пошелъ къ шляпнику, сапожнику и чулочнику, потомъ я зашелъ въ почтовую контору и взялъ билетъ въ дилижансъ на субботу, въ семь часовъ утра. Не нужно было вездѣ объяснять, что я получилъ большое состояніе; но гдѣ я ни упоминалъ объ этомъ, тотчасъ же торговецъ переставалъ глазѣть въ окно и обращалъ все свое вниманіе на меня. Заказавъ все, что мнѣ было нужно, я отправился къ Пёмбельчуку; когда я подходилъ къ его дому, то увидѣлъ его у дверей.

Мистеръ Пёмбельчукъ дожидался меня съ видимымъ нетерпѣніемъ. Онъ рано утромъ выѣзжалъ въ своей одноколкѣ и, заѣхавъ на кузницу, узналъ обо всемъ случившемся. Онъ приготовилъ мнѣ угощеніе въ гостиной, гдѣ нѣкогда читался Барнвель, и велѣлъ своему сидѣльцу выйти на дорогу, когда моя священная особа войдетъ въ домѣ.

— Милый другъ! началъ Пёмбельчукъ, взявъ меня за обѣ руки, когда мы вдвоемъ сидѣли за завтракомъ: — поздравляю васъ съ новымъ счастьемъ. Вы очень-очень это заслуживаете.

Этотъ способъ выраженія сочувствія показался мнѣ очень-разсудительнымъ.

— И подумать, продолжалъ Пёмбельчукъ, смотря на меня съ восхищеніемъ впродолженіе нѣсколькихъ минутъ: — что я былъ смиреннымъ орудіемъ вашего счастія. Это мнѣ лучшая награда за мои труды.

Я попросилъ мистера Пёмбельчука не забывать, что никогда не слѣдовало дѣлать на это ни малѣйшаго намека.

— Мой юный другъ! сказалъ онъ: — если вы такъ позволите мнѣ выразиться…

Я пробормоталъ «конечно», и мистеръ Пёмбельчукъ опять взялъ обѣ мои руки:

— Мой юный другъ, повѣрьте, что я все сдѣлаю, что могу, чтобъ во время вашего отсутствія Джо не забывалъ этого… Джозефъ!.. повторилъ Пёмбельчукъ съ тономъ сожалѣнія. — Джозефъ! Джозефъ!..

При этихъ словахъ онъ потрясъ головою и стукнулъ раза два по ней рукою, выражая этимъ недостатокъ ума у Джо.

— Но, мой дорогой другъ, продолжалъ мистеръ Пёмбельчукъ:- вы вѣрно устали и голодны. Сдѣлайте одолженіе, садитесь. Вотъ эта пулярка отъ «Синяго Вепря»; оттуда же взятъ и этотъ языкъ и еще кое-что. Надѣюсь, вы всѣмъ этимъ не побрезгаете. Но дѣйствительно ли вижу я передъ собою, воскликнулъ Пёмбельчукъ, вскакивая съ мѣста: — того, съ кѣмъ я игралъ въ лѣта его счастливаго дѣтства? И позвольте?…

Это позвольте означало, позволю ли я ему пожать мнѣ руку. Я конечно согласился и онъ съ жаромъ пожалъ, мнѣ руку. Сѣвъ опять за столъ, Пёмбельчукъ продолжалъ:

— Вотъ вино. Выпьемте-жа въ благодарность счастливой Фортунѣ, и дай Богъ, чтобъ она всегда такъ справедливо выбирала своихъ любимцевъ! Но все же, воскликнулъ онъ, опять вскакивая съ мѣста:- я не могу видѣть предъ собою того… и пить за здоровіе того я не выразить… Но позвольте, позвольте!..

Я сказалъ:

— Сдѣлайте одолженіе.

И онъ еще разъ пожалъ мнѣ руку, выпилъ залпомъ стаканъ и, перевернувъ его, поставилъ на столъ. Я сдѣлалъ то же. Еслибъ при этомъ я самъ перевернулся вверхъ ногами, то вѣрно вино не ударило бы мнѣ въ голову болѣе, чѣмъ теперь

Мистеръ Пёмбельчукъ накладывалъ мнѣ на тарелку и крылышко пулярки, и лучшій кусочекъ языка. (Уже и помину не было о неизвѣстныхъ безславныхъ кускахъ свинины). Себя же онъ почти совсѣмъ забывалъ.

— О, пулярка, пулярка! ты мало думала, восклицалъ Пёмбельчукъ, обращаясь къ жареной птицѣ:- мало ты думала, когда была цыпленкомъ, къ чему тебя готовила судьба; мало думала, что тебѣ суждено служить завтракомъ такому… Назовите это, если хотите, слабостью, продолжалъ Пёмбельчукъ, вставая:- но позвольте, позвольте!..

Теперь уже было излишнимъ говорить каждый разъ: «сдѣлайте одолженіе», и потому онъ, безъ дальнѣйшихъ церемоній, жалъ мнѣ руку. Какъ онъ, такъ часто пожимая мнѣ руку, не обрѣзался моимъ ножомъ — я право не могу понять.

— А ваша сестра, началъ онъ опять послѣ небольшаго молчанія:- которая имѣла честь васъ вскормить отъ руки? Горько подумать, что она теперь болѣе не въ-состояніи постигать вполнѣ всю честь… Но позвол…

Я видѣлъ, что онъ опять хотѣлъ вскочить и потому перебилъ его:

— Выпьемте за ея здоровье.

— Вотъ… воскликнулъ Пёмбельчукъ, откинувшись на спинку кресла и какъ-бы ослабѣвъ отъ восхищенія: — вотъ это походитъ на васъ, сэръ! (Кто былъ этотъ сэръ — я не знаю, но только навѣрно не я, хотя въ комнатѣ не было никого, кромѣ насъ двоихъ). — Вотъ это благородно, сэръ: всегда прощать и быть любезнымъ. Пожалуй, это покажется простому человѣку глупымъ повтореніемъ, но… прибавилъ подлый Пёмбельчукъ, ставя стаканъ на столъ и вскакивая съ мѣста:- но позвольте…

Послѣ того онъ опять сѣлъ и выпилъ за здоровье сестры моей.

— Не забывая дурныхъ сторонъ ея характера, сказалъ онъ:- будемъ надѣяться, однако, что она имѣла всегда хорошія побужденія и желала вамъ добра.

Я начиналъ замѣчать уже, что лицо Пёмбельчука все болѣе-и-болѣе краснѣло; что же касается меня, то я чувствовалъ, что мое лицо горѣло и какъ-бы налилось виномъ. Я сообщилъ Пёмбельчуку, что желалъ бы примѣрить новое платье у него въ домѣ, и онъ пришелъ въ восторгъ отъ этой чести. Я ему сказалъ причины, которыя заставляли меня избѣгать всеобщаго, празднаго любопытства въ селѣ. Пёмбельчукъ и за это началъ превозносить меня до небесъ. Онъ далъ мнѣ понять, что только онъ одинъ достоинъ моей довѣренности, и кончилъ обычнымъ «позвольте?» Потомъ онъ нѣжно освѣдомился, помню ли я нашу дѣтскую игру въ сложеніе, и какъ мы вмѣстѣ пошли съ нимъ, чтобъ записать меня ученикомъ къ Джо, словомъ, помню ли я, какъ онъ всегда былъ моимъ лучшимъ другомъ и любимцемъ? Еслибъ я выпилъ вдесятеро болѣе, чѣмъ теперь, то и тогда бы я хорошо помнилъ, что онъ никогда не находился въ такихъ нѣжныхъ отношеніяхъ со мною и въ глубинѣ своего сердца отвергнулъ бы самую мысль о такихъ отношеніяхъ. Но, несмотря на все это, помнится мнѣ, я тогда чувствовалъ, что очень ошибался насчетъ Пёмбельчука и что онъ былъ очень-разсудительный, практическій человѣкъ и славный, добрый малый.