Большие надежды - [28]
— Вы говорили, сказалъ онъ, обращаясь къ Джо:- что вы кузнецъ.
— Да, отвѣтилъ Джо.
— Чѣмъ прикажете васъ угостить, мистеръ?… Вы, между-прочимъ, не сказали своего имени.
Джо назвалъ себя и незнакомецъ повторилъ его имя.
— Что бъ намъ выпить, мистеръ Гарджери? Конечно, на мой счетъ.
— Сказать вамъ правду, я не привыкъ пить на чужой счетъ.
— Не привыкли? Ну, да разъ, въ кои-то вѣки, да притомъ же въ субботу вечеромъ. Говорите скорѣе, чего же?
— Я не хочу быть нелюбезнымъ собесѣдникомъ, сказалъ Джо. — Давайте хоть рому.
— Рому, повторилъ незнакомецъ. — А что скажетъ этотъ господинъ?
— Рому! сказалъ мистеръ Уопсель.
— Рому на троихъ! крикнулъ незнакомецъ трактирщику: — и подайте стаканы!
— Этотъ господинъ, сказалъ Джо, съ намѣреніемъ отрекомендовать мистера Уопселя:- нашъ дьячокъ.
— Ага! произнесъ незнакомецъ скороговоркой, устремивъ свой взглядъ на меня:- въ той уединенной церкви на болотѣ, окруженной гробницами?
— Въ той самой, сказалъ Джо.
Незнакомецъ съ видомъ наслажденья, пробормотавъ что-то себѣ подъ-носъ, протянулъ ноги на скамьѣ, которую онъ занималъ одинъ. На немъ была дорожная шляпа съ широкими, отвислыми полями, а подъ ней носовой платокъ, повязанный вокругъ головы наподобіе чепца, такъ-что не было видно волосъ. Когда онъ смотрѣлъ на огонь, мнѣ казалось, что лукавая полуулыбка озаряла его лицо.
— Я незнакомъ съ вашими мѣстами, господа; но мнѣ кажется, страна здѣсь очень-дикая, въ-особенности къ рѣкѣ.
— Болота большей частью пустынны, возразилъ Джо.
— Конечно, конечно! Что, попадаются вамъ цыгане, или другіе какіе бродяги?
— Нѣтъ, сказалъ Джо. — Развѣ изрѣдка бѣглый каторжникъ, и отъискать ихъ нелегко. Не правда ли, мистеръ Уопсель?
Мистеръ Уопсель, вспомнивъ, какъ онъ бѣдствовалъ, согласился, но безъ большаго сочувствія.
— А развѣ вамъ приходилось отъискивать бѣглецовъ? спросилъ незнакомецъ.
— Какъ-то разъ, отвѣтилъ Джо. — Не то, чтобъ мы сами ловили ихъ — вы понимаете; мы пошли только въ качествѣ зрителей: я, мистеръ Уопсель и Пипъ. Помнишь, Пипъ?
— Какъ же, Джо.
Незнакомецъ снова взглянулъ на меня, попрежнему, прищуривъ одинъ глазъ, какъ-будто онъ цѣлился въ меня своимъ невидимомъ ружьемъ.
— Какъ вы его назвали? спросилъ онъ.
— Пипъ, отвѣчалъ Джо.
— Крещенъ Пипомъ?
— Нѣтъ.
— Ну, такъ кличка, что ли?
— Нѣтъ, сказалъ Джо: — это родъ прозвища, которое онъ даль себѣ, будучи ребенкомъ, его и пошли такъ звать.
— Онъ вашъ сынъ?
— Нѣтъ, сказалъ Джо, задумчиво, не потому, конечно, что ему приходилось обдумывать свой отвѣтъ, а потому, что въ этомъ трактирѣ было принято глубокомысленно обдумывать все, что говорилось за трубкой. — Нѣтъ, онъ мнѣ не сынъ.
— Такъ племянникъ? сказалъ незнакомецъ.
— Нѣтъ, сказалъ Джо, съ тѣмъ же глубокомысленнымъ видомъ:- Я не стану обманывать васъ: онъ мнѣ и не племянникъ.,
— Ну, такъ, что же онъ такое, ради самого чорта? спросилъ незнакомецъ.
Это выраженіе показалось мнѣ сильнѣе, нежели требовалось.
Тутъ мистеръ Уопсель ухватился за этотъ вопросъ, какъ человѣкъ, знающій вообще всю подноготную родства въ деревнѣ; онъ по своей должности обязанъ былъ-имѣть въ виду степень родства при совершеніи браковъ. Мистеръ Уопсель объяснилъ узы родства, связывающія меня съ Джо, и тотчасъ же перешелъ къ торжественному монологу изъ Ричарда III, оправдавъ въ глазахъ своихъ этотъ переходъ словами: «какъ говоритъ поэтъ». При этомъ я могу замѣтить, что когда мистеръ Уопсель отнесся ко мнѣ, онъ почелъ нужнымъ провести рукою по моимъ волосамъ и сбить ихъ мнѣ на глаза. Я не могу постигнуть, почему всѣ люди, посѣщавшіе нашъ домъ, всегда, въ подобныхъ обстоятельствахъ, подвергали меня этой возмутительной ласкѣ. Я не припомню, чтобъ когда-либо, въ самую раннюю мою молодость, я былъ предметомъ вниманія нашего семейнаго кружка; лишь изрѣдка какая-нибудь особа, съ огромными руками, дѣлала подобную наружную попытку оказать мнѣ свое покровительство.
Все это время незнакомецъ смотрѣлъ такъ, какъ-будто онъ рѣшился наконецъ выстрѣлить въ меня. Но онъ не сказалъ ничего послѣ сдѣланнаго имъ рѣзкаго восклицанія, пока не принесли пуншъ; тогда онъ выстрѣлилъ очень-странно. Это было не словесное замѣчаніе, а продолжительная пантомима, которая ясно относилась во мнѣ. Онъ мѣшалъ свой пуншъ, глядя на меня пристально, и отвѣдалъ его, не сводя съ меня глазъ. И онъ мѣшалъ и отвѣдывалъ его не поданной ему ложкой, а напилкомъ; но онъ дѣлалъ это такъ, что никто не видѣлъ напилка, кромѣ меня; потомъ обтеръ и спряталъ его въ боковой карманъ. Какъ только я увидѣлъ этотъ инструментъ, я тотчасъ призналъ его за напилокъ Джо и догадался, что незнакомецъ вѣрно знаетъ моего каторжника. Я сидѣлъ, глядя на него, какъ околдованный. Но онъ уже развалился на своемъ мѣстѣ, мало обращая на меня вниманія и говоря преимущественно о посѣвахъ рѣпы.
Въ нашей деревнѣ было прекрасное обыкновеніе по субботнимъ вечерамъ чиститься и отдыхать передъ началомъ новой недѣли. На этомъ основаніи Джо осмѣливался въ субботу приходить домой получасомъ позже обыкновеннаго. Когда прошли эти полчаса и пуншъ былъ выпитъ, Джо, взявъ меня за руку, собрался идти.
— Погодите минутку, мистеръ Гарджери, сказалъ незнакомецъ: — кажется, у меня, гдѣ-то въ карманѣ, застрялъ новенькій шиллингъ: если я найду его, то отдамъ этому мальчику.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перевод Иринарха Введенского (1850 г.) в современной орфографии с незначительной осовременивающей редактурой.Корней Чуковский о переводе Введенского: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов, все же его перевод гораздо точнее, чем ланновский, уже потому, что в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом… „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Последний роман Ч. Диккенса, идеальный детектив, тайну которого невозможно разгадать. Был ли убит Эдвин Друд? Что за незнакомец появляется в городе через полгода после убийства? Психологический детектив с элементами «готики» – необычное чтение от знаменитого автора «Дэвида Копперфилда» и «Записок Пиквикского клуба».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.