Больше света белого - [4]

- Не волнуйся, Поль, все нормально.

- Глядите, не напейтесь хоть до похорон,- действительно быстро успокаиваясь, сказала сестра.

- Не напьемся. Ну что ты. Я не дам... Ладно, ты иди, Полина, не волнуйся.

- Нет, Поль, нет... Мы не напьемся, нет...- мотая головами, заговорили разом Сережка и Аркашка.

Было непонятно, почему она должна верить Тольке, который год назад закодировался на год из-за запоев, а теперь, приехав на похороны, начал пить, объяснив, что год уже прошел и, кроме того, отца все-таки помянуть необходимо,- все же, как обычно и все его знакомые люди, она охотно его послушалась и, почти совсем на этот счет успокоившись, вышла из квартиры на улицу.

Толька проводил ее взглядом, а когда за нею закрылась дверь, похрамывая направился в комнату, остановился там, грустно глядя на отца, и убедился опять, что лицо у того, когда оно видно со стороны подбородка, совсем ему незнакомо, потом он шагнул к матери и осторожно присел на краешек ее постели.

-  Ну, как ты себя чувствуешь, мама?- с участием спросил он, опустив свою сильную большую ладонь на ее широкие, с негнущимися суставами пальцы доярки-колхозницы.

Старуха не расслышала, что он сказал - поняла лишь, что он спрашивает у нее что-то.

- Вот гляди, Толькя, какая у тебя мамка-то стала,- лежа на боку, проговорила она, чуть приподымая набок голову, сжала над беззубым ртом губы и кротко улыбнулась.

Он легонько сдавил ее пальцы в знак того, что он понимает, что ей тяжело и советует ей держаться.

- Такой старости никому не пожелаю, нет,- снова заговорила старуха.Посмотри, какие мы сделались. Что мы человеки - уже про нас и не скажешь. Какие мы - человеки?  Мы - нелюди. И девок-то мы с дедом всех вымотали, Польку с Иркой; почитай, три года целых дед провалялся. Лежим с ним, лежим, все дни насквозь смотрим друг на друга: я - тутотко, а он - с того вон дивана, даже тошнехонько станет. Хотя бы, говорю, ты помирал быстрее, Петрович. Жить не мог ладом - и помирать ладом не умеешь. Разревется: "Ы-ы, Ы-ы!" - старый, слезы бегут... Такой ревун всю жизнь был. Говорит: "Дура ты, ничего ты не понимаешь".  А чего тут понимать-то - зовешь смерть, а она не идет,- она печально опять улыбнулась.

- Не надо об этом думать.

- А?

- Я говорю: не надо об этом думать,- повторил он громче, чтобы она услышала и похлопал ее по руке.

- Не надо, не надо,- согласилась старуха,- У вас-то там как дела? Устроилась ли  Надя на работу?  Как у сыновей ваших здоровье?  Наде скажи, что мать велела ей спасибо передать, за то, что она нам пишет - тебя же вот написать никогда не заставишь...

- У них нормальное здоровье, я ж тебе говорил вчера. Первого сентября младшего будем отдавать в школу, Алешку,- сказав про Алешку, он вдруг вспомнил, что старуха даже не видела никогда у себя здесь этого своего внука, и сообразил, что он сам не был у матери уже лет восемь.

- А работу женщинам у нас там сложно найти - Надя пока не работает. Не работает, говорю, она,- сказал он громче.- Сидит дома.

Он говорил, а сам торопливо высчитывал, что неужели он так долго не приезжал к родителям?  Получалось, что - да, несомненно, что он здесь не был лет восемь. Последние четыре года, когда он начал часто болеть и лечиться по больницам, стало некогда ездить, и он, значит, точно - не ездил, а до этого Алешка был маленький.

- Но как незаметно время прошло,- думал он.

Он так лихорадочно вспоминал, сколько прошло времени с его последней встречи с родителями, сам себе не веря и проверяя себя, оттого что мысль, посетившая его, его испугала. Он подумал, что родителей своих он совершенно не знает. В самом деле, он провел вместе с ними 17 лет, а 23 года после того они с родителями жили каждый по себе вдали друг от друга, и об их жизни за эти годы почти ничего ему не известно. Ездил к ним он редко, они к нему вообще не приезжали, вместо этого пересылались открытками в большие праздники и на Дни рождений, где писали после обычных поздравлений и пожеланий здоровья, в конце несколько слов об основных новостях. Из такой открытки бабушка, должно быть, и узнала от них, что родился у нее внук Алешка, да кажется, что еще они с Надей отсылали им фотографии,- и все, кроме этого она об Алешке ничего и не ведает. Про то, что у отца отнялись ноги, он тоже узнал из открытки. Потом шли открытки, в которых было приписано - "отец все лежит, передает вам привет". Затем принесли открытку, написанную рукой Ирки, что мать сломала ногу и лежит дома вместе с отцом. Он хотел к ним приехать прошлым летом, но опять у него схватило ноги (у него была болезнь сужения вен на ногах),- и он попал вместо этого в больницу. Потом, осенью и зимой пришло две открытки, в которых было написано, что отец плох, и он собирался летом приехать попрощаться к нему, но получилось опоздал.

- Двадцать три года!- снова подумал он.- Ведь им еще надо было прожить каждый день из этих 23 лет, и каждый день они должны были что-нибудь делать, что-то чувствовать, в них должно было меняться что-то каждый день. Вот Алешка за какие-нибудь семь лет успел же приобрести свой упрямый характер, а тут только представить - 23 года! И еще - эта Полина: бегает на похоронах, мечется кругом, ей говоришь: "Дай, я что-нибудь помогу."- Кричит: "Я сама, я сама."- и убегает. Вид у нее такой, что мол, разве ты тут чем-то сможешь помочь - ты у нас в городе ни одной конторы не знаешь - ты отрезанный ломоть, ты чужой. Положим, что с Полиной ясно, почему она со мной так потому что она прописалась в квартиру к родителям: хочет дать понять, что меня с братьями это и не касается. Этой Польке все мало - ей все надо, надо и надо.  Жила со свекровью - стало нужно свой дом - купила, стало нужно другой дом, побольше - еще купила, теперь захотела родительскую квартиру, оформила с мужем фиктивный развод, чтобы только прописаться сюда. Говорит, что не для себя она старается, а для своих детей - что у нее дочь вышла замуж и ребенка растит, и что им жить негде. Но у тихони Ирки тоже есть замужняя дочь и с ребенком и все живут вшестером в двухкомнатной квартире но она ведь даже не пробовала прописываться и с Вовкой для этого не разводилась. Сережка рассказывает, что раньше дед с бабкой получали по талонам мебель - и всю - Польке и Польке: кухонный гарнитур - надо ее сыну, Сашке, шифоньер - тоже нужен Сашке, Ирка просила ей отдать этот шифоньер, когда старшую свою дочь выдала замуж - Полька не отдала; мебельную стенку давали по талонам - тоже забрала Полька на приданое своей дочери. Конечно, теперь свободно все можно купить, без талонов, но такие выросли цены - что попробуй купи.