Больше никогда не спать - [52]

Есть ли на свете что-нибудь более неприятное, чем одержимость неким умыслом, который никогда не будет исполнен, умыслом, способным привести к каким-то результатам только в мире твоих собственных грёз, где ты всемогущ? Избить Миккельсена до смерти, не притрагиваясь к нему ни руками, ни даже левой ногой. Долго пинать его правой ногой в голову. Он не сопротивляется, только бьётся в конвульсиях, издаёт хриплые вопли с каждым новым пинком, в конце концов перестаёт шевелиться, и лишь удары моей ноги ещё приводят его тело в движение.

Я оставляю его в покое, засовываю снимки к себе в планшет, неутомимо бегу вперёд, перелетая через реки, точно зная, куда мне нужно попасть. С первого же взгляда я заметил на снимках шесть, нет, семь метеоритных кратеров. Семь мелких и один большой посередине. Что это? Моё внимание привлекают какие-то странные картофелины, покрытые сверкающей глазурью. Подбирая их, я чувствую, что они раз в семь тяжелее, чем обычные картофелины, раза в три тяжелее, чем обычные камни такой величины.

Это метеориты.

31

— Упражняешься в тройном прыжке?

Как будто пробуждаясь ото сна, я внезапно замечаю стоящих рядом Квигстада и Арне. Арне смеётся.

— Ты о чём это? — спрашиваю я, и со стыдом понимаю, что в моём голосе ясно различима угроза.

— Несмотря ни на что, ты ещё вполне резво бегаешь.

Я умираю от боли. Левую икру сводит судорога, и я с трудом удерживаюсь на ногах. Как будто в костный мозг мне впиваются спицы.

— У него аэрофотоснимки, — говорю я.

— Что, что? Я тебя не расслышал.

— У него мои аэрофотоснимки, — повторяю я, почти так же тихо.

— Твои аэрофотоснимки? Ты о чём?

— Я специально приехал в Осло, — объясняю я, глядя в упор на Квигстада, — чтобы взять у Нуммедала снимки, которые он пообещал мне дать. Но когда я пришёл к Нуммедалу, он сказал, что ничего не знает. Что, если мне нужны снимки, я должен поехать в Тронхейм, к директору Валбиффу. Я поехал в Тронхейм. Но и в Тронхейме тоже ничего не добился, потому что из Тронхейма снимки давно уже отправились к Нуммедалу. Нуммедал просто прикидывался дурачком. Он отлично знал, что снимки у Миккельсена.

В первый раз в жизни Квигстад смотрит на меня с таким интересом. Арне стоит немного позади него.

— Арне, — говорю я, — ты ведь помнишь, чт'о я рассказал тебе, когда ты спросил, есть ли у меня снимки.

— Разве я у тебя об этом спрашивал?

— Да, ты у меня об этом спрашивал. Те снимки, что я нигде не мог найти. Обошёл весь институт в Тронхейме, вместе с директором Офтедалом.

— С Офтедалом? Правда не помню. Ты сказал, директора звали Валбифф? Таких фамилий вообще не бывает. В Норвегии, по крайней мере.

— Да, Валбифф. Но Валбиффа не было на месте.

— Очень жаль, — говорит Квигстад. — А не то можно было бы и подкрепиться.

— Ах, вот как, — говорю я безразлично. — Господин Квигстад — весёлый людоед. Но директора ровно так и звали.

— «Валбифф» значит «китовое мясо», — говорит Арне.

— Вкус примерно как у говядины, но оно гораздо мягче, — просвещает меня Квигстад, — и, знаешь, странно: у такого чудища, как кит — и ни капли жира.

— Валбиффа, или как там это имя правильно произносится, в институте не было, — повторяю я, — меня принял геофизик, Офтедал, хотя он и был тут вовсе ни при чём. Он понял, кого я имею в виду под Валбиффом.

— Как же, как же, — говорит Квигстад, — но давайте лучше присядем.

Его голос звучит озабоченно. Неужели со мной происходит что-нибудь странное? Они смотрят на меня так, как будто я — плачущий ребёнок, но в глазах у меня резь от сухости.

— Да, хорошо, присядем, — говорю я.

Арне садится, я тоже, Квигстад заходит в палатку и возвращается с бутылкой коньяка.

— Ну вот, — продолжаю я, — я только что видел у Миккельсена те самые снимки, за которыми я ездил в Осло. Нуммедал не мог не знать, что они у Миккельсена. Мы запросили их достаточно давно. Нуммедал мог бы ответить, что ничем помочь не может, или же заказать копии. Но ничего подобного он не сделал. Он непонятно зачем вызвал меня в Осло, а потом ещё, как дурачка, послал в Тронхейм.

— Ну ладно, успокойся, — говорит Арне, — мне кажется, ты всё преувеличиваешь. Я теперь припоминаю, что ты мне всё это рассказывал. Но вполне возможно, что Нуммедал решил, что в Тронхейме они и правда найдут выход из положения.

— Конечно, — соглашается Квигстад. — А может быть, вся эта история просто вылетела у Нуммедала из головы. Он старик, он почти ослеп. Да, впрочем, и всегда был немного тронутый. Он по-прежнему держит этого глухонемого вахтёра?

— Глухонемого вахтёра? Ты хочешь сказать, слепого вахтёра?

— Слепой учёный и его слепой вахтёр! Великолепно!

Квигстад кладёт мне руку на плечо и наливает довольно много коньяка в мой пластиковый стаканчик.

Я пью и медленно повторяю:

— Слепой вахтёр.

— Как ты догадался, что он слепой?

— Это был инвалид в тёмных очках.

— Ну да, в вестибюле, в который никогда не проникает солнце!

— А для того, чтобы узнать, сколько времени, он ощупывал стрелки своих часов.

— Часы для слепых, — говорит Арне.

— Часы для слепых, — повторяет Квигстад, — после каждой войны на этом делают кучу денег. Человеческой тупости нет предела. Подумать только. Ослепнуть, и к тому же не знать, сколько времени!