Больше, чем враги - [7]

– Не бойся меня, – тихо сказал он.

Его руки легли на мою талию, сжали, потом продвинулись выше и накрыли грудь. Меня передернуло от отвращения.

– Ты ведь знаешь, что я – полноправный хозяин этого богами позабытого места. Моя власть здесь безгранична, мое слово весомее, нежели слово короля. Тебе вовсе не обязательно жить в бараке и загибаться от холода в мастерской, хлебать пустую похлебку и ходить в общий душ, мыться под едва теплой водой по расписанию.

Жаркое дыхание обожгло шею, горячие губы скользнули по мочке уха, ладони на моей груди сжались сильнее. Только не вздрогнуть и не отстраниться, не дать почувствовать свой страх!

– Подумай, – хрипло прошептал начальник лагеря. – У тебя будут совсем иные условия. Ты ведь не продержишься долго. Твои нежные руки загрубели от работы, ты похудела от недостатка еды, по ночам тебя мучает кашель. А я умею ценить женскую ласку. Соглашайся – и твоя жизнь сразу же переменится. Твоя кожа вновь станет мягкой и белой, без грубых мозолей. У тебя будет вкусная еда и мягкая постель. А вся твоя работа будет заключаться лишь в том, чтобы удовлетворять мои желания. Довольно простые, надо сказать. Ничего необычного. Я не Лютый, измываться не буду. Разве что иногда захочу чего-то… особенного.

И еще теснее прижался ко мне, так, что я почувствовала ягодицами выпуклость у него в паху.

Я развернулась так резко, что он даже отшатнулся.

– Боюсь, мой любовник не оценит подобные перемены, сэр. А уж о том, насколько далеко простирается его влияние, вам прекрасно известно. Вы совсем не дорожите своим местом?

– О ком ты сейчас? – удивился Андерс. – О твоем приятеле Двине? Думаешь, я опасаюсь его?

– Нет, не о Двине, – я злорадно улыбнулась. – Мой любовник – Марк Грен.

Я и сама не понимала, с чего мне вдруг взбрело в голову придумать несуществующую связь с Греном. Должно быть, от испуга я выпалила первое, что пришло мне на ум. Но если Док прав, то Андерс, как и положено трусу, не решится вступать в противоборство с самим королевским магом и покушаться на его собственность. А в том, что в глазах Норта Андерса женщина могла быть только лишь собственностью мужчины, но никак не полноценной личностью, я была уверена.

– Ты врешь, – прошипел начальник. – Он не может быть твоим любовником. Он и навестил-то тебя вчера впервые – не иначе, желал выпытать какие-то сведения.

– И с этой целью притащил мне целую сумку лакомств? Кстати, он ведь еще не знает, что мне так ничего и не досталось.

– Он допустил, чтобы тебя осудили, – не сдавался Андерс. – И вчера пришел впервые, хотя твой друг появляется регулярно.

– Естественно, – пожала я плечами. – Он был на меня обижен. Все-таки я едва не убила его. Но, как видите, желание увидеть меня пересилило даже обиду. А теперь могу я идти?

– Ступай, – нехотя отпустил меня начальник. – Но если он не появится вновь…

О том, что тогда произойдет, я думать совсем не хотела. Слишком уж страшные это были мысли.

Не успела я войти в казарму, как дверь снова распахнулась, и охранник втащил вчерашнюю сумку. Я хмыкнула – судя по ее неаккуратному виду, содержимое только что в спешке заталкивали обратно.

Берта подошла поближе, якобы желая расспросить меня о разговоре с начальником, но то и дело бросая жадные взгляды на видневшиеся свертки. Прямо попросить угощение ей мешали изобретенные ею же самой непонятные "правила приличия", поэтому она старалась ограничиваться тонкими на ее взгляд намеками. Я улыбнулась.

– Позови Мышку и Нетку и будем разбирать это добро.

Счастливо взвизгнув, Берта бросилась разыскивать девчонок. А к моей койке принялись подтягиваться прочие обитательницы барака в надежде, что и им перепадет хоть малая толика. Я в очередной раз воздала хвалу всем богам за жадность Лютого: если бы не сие, несомненно, порочное качество начальника охраны, у меня просто-напросто отняли бы передачу. Но Лютый, честно отрабатывавший полученное от Двина золото, в свое время при помощи кнута доходчиво объяснил заключенным, что меня обижать нельзя.

Вернулась Берта, таща на буксире Мышку и Нетку. Судя по расплывшемуся по бараку запаху дешевого табака, девушки опять курили на улице. Я поморщилась, но промолчала. У меня был Двин, у Берты – мечта, а девчонкам не за что было цепляться в этой жизни. У Мышки не осталось дома, ведь ясно было, что к отчиму она не вернется. А Нетка тоже была одинокой и никому не нужной. Тетка, воспитывавшая ее после смерти родителей, отказалась от племянницы, когда ту обвинили в воровстве. Напрасно Нетка убеждала ее, что ничего не брала. Ее, прислугу в богатом доме, оклеветала хозяйка, узнав о связи своего сына с горничной. Наследника отправили к дальним родственникам, а Нетку – под суд.

– Сама виновата, – хмуро рассказывала она мне. – Надо было деньги, что хозяйка предлагала, взять и уйти, кланяясь. Так нет же, стукнуло мне в голову сказать, будто я от ее сынка беременна и пойду требовать справедливости в храме. Вот по дороге к храму меня и схватили, а в кармане плаща нашли узелок с драгоценностями.

– А ребенок?

Ребенка Нетка выкинула, не выдержав тягот общей камеры и допросов, сопровождавшихся избиениями. Причем подозревала, что и здесь без бывшей хозяйки не обошлось. И мечтала она теперь только об одном – отомстить, выйдя на свободу, несостоявшейся свекрови.