Больше, чем ты желаешь - [48]

Отбросив револьвер, девушка с силой оттолкнула от себя Дэниелса и начала извиваться, пытаясь выбраться из-под него. Огайо не сделал ни малейшего движения, чтобы ей помочь. Как только звуки выстрелов стихли у нее в ушах, она услышала его плач.

— Огайо, где ты? — простонал Дэниелс. Глаза его блестели от слез, а рот наполнился кровью. Он с трудом перевернулся на спину и ощупал рану на шее. Кровь выходила из нее толчками с каждым биением его сердца. — Огайо!

Держась за стену, мальчик с трудом поднялся и распахнул дверь. Сумеречный свет хлынул в темное помещение. Он равнодушно посмотрел на тех, кого еще недавно считал своими друзьями, и отвернулся

Девушка смотрела на него остановившимся взглядом. Она не шелохнулась, когда он шагнул к ней, и не подняла руки, чтобы прикрыть себя. Она была беззащитна и в то же время дерзка.

Они одновременно увидели револьвер. Он лежал на земле, там, куда она бросила его. Она не сделала попытки до него дотянуться. Не спуская с нее глаз, мальчик подошел и, подняв оружие, засунул его за широкий кожаный ремень — именно туда, где она нащупала его.

— Я скажу остальным, что они сбежали, — спокойно произнес мальчик. — Никто тебя не тронет. — С этими словами он вышел на улицу. Лицо его осунулось, и теперь он походил на маленького старичка.

Брай внезапно обнаружила, что сидит в кабинете, в кресле, поджав под себя ноги, руки сложены на коленях, пальцы сжаты в кулаки. Чтобы проверить, служат ли они ей, она медленно их распрямила, пробежала ими по юбке, расправляя смятые складки.

Люк сидел на банкетке у ее ног. Ему было неудобно так сидеть, но он оставался в таком положении, ожидая продолжения рассказа.

— Когда янки ушли, за мной пришел Джеб. Мы вырыли неподалеку яму и опустили туда их тела. Затем отвезли Дэвида на кладбище и похоронили. Я рассказала матери, что со мной случилось. Она прижала меня к себе и стала баюкать, словно младенца, тихо напевая мне колыбельную. Двое мужчин ворвались в наш дом… в ее собственную спальню. Дэвид убил одного из них. Другой убил Дэвида. — Голос Брай был напряженным, она с трудом выталкивала из себя слова. — Мать сказала, что до нее никто не дотронулся. И еще она сказала, что, если бы это произошло, она бы себя убила. — Брай посмотрела на Люка. — Мне тоже следовало бы так поступить? — спросила она. — Я должна была убить себя?

Какое-то время Люк не мог говорить. Он выслушал ее рассказ без комментариев и вопросов, но сейчас, когда надо было дать ей ответ, у него пропал голос. Ярость перехватила дыхание, мешая ему говорить.

Не доверяя голосу. Люк покачал головой, потом, прокашлявшись, с трудом выдавил:

— Нет. Вы не должны были себя убивать.

— Но…

— Нет! — прервал он ее с нежностью в голосе. — Ваша мать говорила так, словно это она пережила позор, после которого не смогла бы жить. Все, что случилось, случилось с вами, Брай. Причем не с вашего согласия, а против вашей воли. Вы сумели себя защитить. — Люк заглянул ей в глаза. — Знает ли еще кто-нибудь, кроме Джеба, что вы застрелили тех солдат?

— Адди.

— А ваша мать?

Брай покачала головой.

— Рэнд?

— Нет!

— О, Бри, мне кажется, что брат понял бы вас. Он бы захотел видеть их убитыми.

Брай закусила губу.

— Вы защищали себя, — настойчиво повторил Люк. — Этот мальчик практически вложил оружие вам в руку. Он позволил вам сделать то, что ему следовало бы сделать самому, но он не смог их убить. К тому же, если бы вам захотелось застрелить его, он, возможно, даже не остановил бы вас, если бы вы прицелились ему в голову.

— Мне часто кажется, что это случилось с кем-то другим, а не со мной. Я уже не знаю, что и думать. Поначалу мне снились кошмары. Я не обращала на них внимания даже тогда, когда просыпалась вся в слезах и меня колотила дрожь. Когда страхи прошли, я стала убеждать себя, что это только сон и не более, что он не имеет никакого отношения к моей реальной жизни. Возможно, я убила только одного из них, того, кого звали Огайо. И в своих кошмарных снах я делала это часто. Мне казалось, что, кроме него, там больше никого и не было. Мне также казалось, что вообще ничего не произошло или что они изнасиловали какую-то другую девушку, а я просто наблюдала, слишком испуганная, чтобы что-то предпринять.

Брай не осознавала, что по ее щекам потоком катились слезы, пока Люк не вложил ей в руку свой носовой платок. Он был мятым и мокрым, и Брай подумала, что, наверное, Люк неоднократно давал его ей. Было что-то привычное в том, как она мяла его в руке, лишь потом прикладывая к глазам.

Люк наблюдал, как она странно пользовалась платком — сначала сжимая его в комочек, а затем прикладывая к глазам и щекам. Он понял, что ей редко приходилось плакать и в этом деле у нее слишком мало опыта.

— Я не часто плачу, — проговорила Брай, словно прочитав его мысли.

Она обратила внимание, что Люк сидит без сюртука, а одно плечо его белой рубашки было таким же мятым и мокрым, как и носовой платок, который она сжимала в руке. Она смутно припоминала, как вскакивала с кресла и утыкалась лицом в его грудь, цепляясь пальцами за рубашку. Очевидно, с ней случилась истерика, потому что сейчас она с трудом могла вспомнить последовательность своих действий.