Больше чем любовь - [40]

– Да, – ответила я.

– Ну, тогда вы заслуживаете моего восхищения и уважения, – сказал он.

– А разве вы не ходите на концерты? Казалось, он немного смутился.

– Хожу, но должен признаться, что у меня всегда есть билет с местом.

– Ну конечно, ведь вы богаты, – усмехнувшись, произнесла я.

Он вздохнул.

– А вы молоды. Я бы не смог простоять на ногах столько времени, хотя, пожалуй, если бы мне не на что было купить билет, я бы все равно постарался послушать одно-два моих любимых произведения.

– Например? – спросила я.

– Девятую симфонию Бетховена, «Героическую» или Второй фортепианный концерт Брамса, – подумав, ответил он.

Я прикусила губу. Он назвал два моих любимых произведения, и я сообщила ему об этом. И еще я сказала, что боготворю Бетховена, но недавно влюбилась в Брамса. Второй фортепианный концерт… Какая страсть, какое великолепие и волшебство! Я почувствовала, что мои слова звучат слишком восторженно. Раньше я никогда и ни с кем не говорила о музыке так свободно и красноречиво, как с этим совершенно чужим для меня человеком.

Он слушал, и казалось, ему было интересно. Мы начали обсуждать достоинства этих двух великих композиторов и упомянутых произведений. Мы увлеклись и даже немного поспорили, но в целом пришли к согласию. Наши вкусы, критические замечания и общее отношение к музыке были удивительно схожи.

Прозвенел звонок. Мой собеседник загасил в пепельнице свою сигарету, и я сделала то же. Когда мы возвращались на свои места, он долго с любопытством смотрел на меня. Да, именно так, в его глазах было любопытство.

– Судя по всему, у нас много общего, – сказал он. – Это очень неожиданно и приятно. Мне просто необходимо знать ваше имя. Могу я просить вас об этом?

– Браун, – ответила я. – Розелинда Браун.

Тут он улыбнулся и посмотрел на мою левую руку. Я со смехом добавила:

– Мисс Браун.

– Очень приятно, мисс Браун, – торжественно проговорил он. – Позвольте представиться! Меня зовут Эш, Ричард Каррингтон-Эш.

Теперь, когда я пишу эти строки, я удивляюсь, почему произнесенные Ричардом слова никак не отозвались в моей душе. Ричард Каррингтон-Эш. Магическое, незабываемое имя! Дорогой Ричард. И все же в ту минуту они не значили для меня ровным счетом ничего. Я не связывала это имя, да и вообще само появление этого человека, с тем радостным волнением, которое охватило меня дома, перед уходом в театр. Но позднее он сказал мне, что его бросило в дрожь, он испытал какое-то трепетное чувство… когда услышал мое имя. Он повторял его про себя: Розелинда… и в этот самый момент где-то в глубине его сознания оно преобразовывалось в то имя, каким он стал называть меня гораздо позднее. Роза-Линда. А еще он сказал, что влюбился в меня, когда мы стояли в баре и говорили о Брамсе и Бетховене, что он не мог оторвать от меня взгляд, он уверял, что был очарован моим восторженным отношением и любовью к музыке великих композиторов, а также заинтригован тем, что я пришла на балет одна, затем он добавил, что ему нравятся маленькие хрупкие женщины с темными пушистыми волосами и серыми ирландскими глазами и что я очаровала его с первого взгляда.

Но все это я узнала гораздо позднее. Познакомившись, мы вернулись на свои места и сели рядом, как старые друзья, готовые обмениваться мнениями и изучающие одну программку (почти как сидящие справа от меня седовласый мужчина и дама в жемчугах, решила я). Из-за этой новой, удивительной дружбы у меня появилось чувство превосходства; я уже знала, что получу от этого балета гораздо большее удовольствие, чем от всех других. Потому что на этот раз я не просто сама ощущала прелесть и волшебство «Лебединого озера», но могла поделиться своими впечатлениями.

Вновь зазвучала чарующая музыка, поднялся занавес, и я с восторгом стала смотреть на сцену, но сидящий рядом мужчина как-то странно нарушал мое душевное равновесие. Ричард Каррингтон-Эш… Удивительное имя. Я смотрела балет и думала о нем. Интересно, кто он и откуда, женат он или нет, и вообще, что у него за жизнь? Он человек обеспеченный, не то что я, которой даже этот билет был подарен по доброте душевной.

В «Лебедином озере» есть сцена, когда у меня перехватывает дыхание и слезы подступают к глазам. Я ничего не могу с собой поделать. Это происходит, когда бедная Одетта смотрит в окно и видит Принца, танцующего с ведьмой, которая заколдовала настоящую Одетту и стала точь-в-точь похожа на нее. Сегодня Макарова в этой партии была как никогда трагична и прекрасна. Я смотрела, как она, изображая лебедя, билась крыльями о стекло, взывая к возлюбленному, умоляя оглянуться, узнать ее, понять, как его обманули. Я чувствовала ее боль, ее глубокую печаль и отчаяние из-за того, что Принц не видит и не слышит ее.

Много дней спустя Ричард говорил, что при виде этой сцены он тоже всегда испытывает волнение. И когда он повернулся и посмотрел на меня, он увидел на моих ресницах блестящие слезинки. Он сказал, что у меня было совершенно трагическое выражение лица, стиснутые руки лежали на коленях, как будто я безмолвно сочувствовала потерянной и не знающей, что предпринять, Королеве лебедей. Ричард не мог это выдержать, он взял мою руку и легонько сжал ее, желая показать, как он понимает мои чувства.