Большая война России - [9]

Его задачей было оказывать социальную помощь (включая полевую кухню, сиротские приюты, ночлег и пособие для беженцев, раздачу одежды) и помогать при ликвидации ущерба, нанесенного войной^{65}. Наряду с этим комитет призван был улучшить репутацию оккупационных властей среди поляков. С той же целью оккупационные власти пытались несколько смягчить экономические тяготы, установив предельно допустимые цены и организовав бесплатную раздачу еды бедным^{66}. Здесь стоит упомянуть, что российские власти по большому счету не задействовали экономические ресурсы Галиции в военных целях, что все же несколько облегчало положение жителей оккупированных территорий^{67}.

Стратегии поведения поляков в отношении русских

Стратегии поведения поляков в отношении российских солдат и чиновников сильно разнились — от открытого сотрудничества к пассивной симпатии и хмурому равнодушию и вплоть до пассивного неприятия. Большая часть польского населения была настроена проавстрийски. Реализация оккупантами их планов серьезно ухудшила бы имущественное положение поляков и ослабила бы польское влияние в Галиции. Мысли людей занимала не теоретическая независимость и возрождение Польши, а надежда на окончательную победу Дунайской монархии и на возвращение «старых добрых времен». Вдобавок большинство польского населения Галиции не вполне доверяло воззванию к народам империи Габсбургов, в котором великий князь Николай заверял, что российские войска обеспечат свободу, законность, справедливость, достаток, уважение к языкам и религии^{68}. Позднейшие декларации об объединении всех населенных поляками земель под царским скипетром также не вызвали особого энтузиазма. Реализация этих планов означала бы откат назад сравнительно с положением поляков в Галиции в довоенное время^{69}.

Как сообщал бургомистр Тарнова Тадеуш Тертиль в мае 1915 года, уже после освобождения города австрийцами российские офицеры во время оккупации, продлившейся полгода, старались «своей щедростью и неумеренными посулами расположить к себе беднейшие социальные слои. Несмотря на это, в целом население относилось к ним недружелюбно, считая их врагами и агрессорами, и с нетерпением ожидало освобождения. Отдельные граждане, сочувствовавшие русским и работавшие на них, подвергались осуждению»^{70}. Когда российский царь Николай II прибыл с визитом во Львов, поляки, жившие в городе, старались не выходить из дома. Тем самым они хотели воспрепятствовать тому, чтобы российская пропаганда впоследствии предъявила публике лояльных польских подданных, высыпавших на улицы, чтобы поприветствовать своего нового правителя^{71}.

Скромные масштабы публичных изъявлений лояльности объяснялись также позицией Римско-католической церкви. Ее духовенство неукоснительно сохраняло в период российской оккупации свою лояльность Габсбургской монархии и вело себя, с австрийской точки зрения, безупречно. Львовские епископы Римско- и Армянско-католической церквей Юзеф Бильчевский и Юзеф Теодорович не позволяли в своих храмах проводить молебны в честь царя и подчеркнуто дистанцировались от мероприятий, организованных российской стороной^{72}. В основном священники остались в своих приходах и не стали спасаться бегством от российских войск^{73}. По сведениям царской контрразведки, многие из них читали проповеди в «сепаратистском духе»^{74}. Традиционно священники пользовались большим уважением и авторитетом среди верующих. По этой причине и польские крестьяне, для которых религиозный фактор, пожалуй, значил еще больше, чем национальный, проявляли сдержанность в отношениях с оккупационными властями.

Полякам пришлось испытать на себе все тяготы оккупационной политики — аресты, обыски (разыскивали шпионов, оружие, дезертиров), строгую цензуру, комендантский час, выплату контрибуций, невыгодный обменный курс, многочисленные ограничения в торговле и перемещениях, отсутствие продуктов или топлива. Над ними висела угроза оказаться в заложниках или быть сосланными в дальние провинции Российской империи. В отдельных случаях бытовые невзгоды можно было хотя бы немного облегчить путем коррупции^{75}. Так, у вице-бургомистра Львова Тадеуша Рутовского было больше возможностей, чем у остальных, добиться чего-либо у губернатора Бобринского, поскольку дочь последнего устроилась на работу в городскую администрацию Львова. Градоначальник Львова, полковник Алексей Скалой, прямо-таки славился своей коррумпированностью. Его свояк открыл в городе пекарню, которая в принудительном порядке снабжала продукцией все рестораны и кондитерские Львова^{76}.

Впрочем, нашлись среди поляков и те, кто открыто поддержал российских оккупантов. Большинство политиков, чиновников и журналистов, выступивших за сотрудничество с российской стороной, принадлежали к рядам национал-демократов, самого популярного политического движения в Польше. Их лидер и главный идеолог Роман Дмовский приветствовал сближение с Россией. В своей программной работе «Германия, Россия и польский вопрос» («Niemcy, Rosja a sprawa polska»), опубликованной в 1908 году, он сделал ставку на объединение всех польских земель под властью России. С точки зрения Дмовского, злейшим врагом Польши и главной угрозой ее существованию были немцы. Противостоять этой угрозе в одиночку поляки не смогли бы, необходим был союз с могущественной, славянской Россией. Во имя славянской солидарности полякам следовало признать царя, чтобы проложить путь подлинному примирению двух народов, развеять прежние недоразумения и взаимное недоверие и заложить прочную основу для дальнейшего партнерства и сотрудничества. По окончании войны требовалось объединить польские земли, которые должны были получить статус автономной области в составе России, а также собственные государственные учреждения, в частности собственные парламент и правительство. Пророссийские взгляды находили поддержку у части галицийской интеллигенции, среди чиновников, судей, учителей, священников или журналистов