Большая судьба - [144]

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Видимо, деды со своей кровью, матери с молоком передали этим молодым людям неистребимую любовь к свободе и научили их гимну, славящему свободу.

Он возвышается на пьедестале у самого берега Черного моря, словно живой. В моей памяти всплывает картина, созданная двумя великими русскими художниками — И. Айвазовским и И. Репиным, которая называется: «Прощание Пушкина с Черным морем». На скалистом уступе — поэт с непокрытой головой. Волны разбиваются у его ног. Ветер разметал буйные кудри, разгорячил одухотворенное лицо, распахнул полы плаща. Свободная стихия словно стиснула на прощание в богатырских объятиях своего сына…

Но чем внимательнее я вглядываюсь в памятник Пушкину, тем больше и яснее вижу, что он не «списан» со знаменитой картины, а сам являет собою неповторимое творение искусства…

Мы составили в своем воображении образ великого поэта по портретам работы его современников О. Кипренского, В. Тропинина, по памятнику работы скульптора А. Опекушина в Москве. О. Кипренский и В. Тропинин писали великого поэта в один год. Однако они оставили истории… двух Пушкиных. Не меньше бы рознились эти портреты, будь они писаны в один и тот же день и в одни и те же часы. Каждый талант видит одно и то же лицо своими глазами и запечатлевает его своими мазками.

Пушкин работы А. Опекушина, погруженный в думу, — олимпийски величественный и столь же живой и человечный. Пушкин на болгарском берегу Черного моря — весь движение. В его фигуре больше динамики и «стихии», чем на картине прощания с морем… Большое чело мудреца. Глаза широко открыты и готовы, кажется, вместить в себя весь мир. «…На устах его печать». Но так и чудится, что вот-вот из них вырвется ода вольности, гимн морю и слава человеку, завоевавшему в боях свою вольность, которую он так страстно пел!

Юноша и девушка уходят своей дорогой. А я снова слушаю симфонию моря и шум леса. И под их мелодии в моей памяти снова и снова всплывают бессмертные строки Пушкина, навеянные ему морем и лесом.

Мне давно известна любовь болгар к поэзии Пушкина. Братский славянский народ боготворит великого русского поэта, почитая его за родного, национального. Пушкин оказал огромное влияние на творчество Христо Ботева, Ивана Вазова.

Пушкин! «Это имя, — пишет академик Людмил Стоянов, — близкое и родное каждому болгарскому сердцу, имя поэта и наставника, способствовавшего расцвету болгарской литературы, ее демократическому и боевому духу… Светлый образ Пушкина шествует свободно по нашей стране. Он встречает вас в каждом читалище, в каждой школе, где растет и крепнет молодое поколение — завтрашняя надежда родины. Его прекрасные стихи читаются на фабриках, на стройках, — и это является выражением глубокой любви и преданности болгарского народа великому русскому народу и его гениальному сыну и певцу-чародею».

Но кто же он, тот болгарин, который вложил в этот памятник столько таланта и любви, столько пламени сердца? Знать, пушкинское вдохновение осеняло его! Я хочу увидеть этого человека, познакомиться с ним и сказать ему братское спасибо.

Из приморского парка я иду в центр Бургаса и разыскиваю краеведческий музей. Молодая женщина-экскурсовод подробно рассказывает мне об истории основания памятника, с исчерпывающей полнотой отвечает на все мои вопросы… Приметив, однако, что я хочу узнать об этом как можно больше, она наконец советует:

— Вам прямой смысл встретиться с Петко Задгорским, автором памятника. Он будет рад советскому товарищу… В этот час вы его застанете дома. По заведенному смолоду обычаю, бай Петко утром пишет портреты… Нет-нет, вы ему не помешаете. На сегодня он свое, как говорится, отработал. А времени у него теперь хватает: с прошлого года ушел на пенсию. Кстати, посмотрите его картинную галерею. Большое удовольствие получите. Обратите внимание на портрет старой женщины: он, по-моему, достоин быть экспонированным в Эрмитаже… Советую вам пристальней всмотреться в лицо бая Петко. Вы сделаете интересное открытие. А какое — не буду вас предупреждать. Точнее, предубеждать!

Мне полюбился Бургас еще с первого, давнего посещения. Большой портовый город необыкновенно тих и чист. Дома его красивы своим южным архитектурным стилем, добротно отделаны в светлые тона и потому всегда кажутся убранными в праздничный наряд. Самое шумное «население» этого города — чайки. Они, вроде сельских петухов, будят людей чуть свет.

Улица Обориште, 39… Просторный полутораэтажный дом. Стены его отливают цветом крыла морской чайки. Широкие окна распахнуты навстречу июльскому солнцу. Во дворе старый сад с цветником и овощными грядками.

На ступеньках веранды меня встречает стройный пожилой мужчина с серебряными кудрями, на которых жилками лежит налет благородной прочерни… Я думаю о том, что серебро с годами темнеет, а кудри белеют.

— Петко Задгорский, — представляется он, пожимая мне руку.

Я говорю хозяину, что привело меня в его дом.

— Русский братушка, — приветливо предупреждает он, — дорогой гость в доме болгарина!