— Её шофёр давеча привёз. Просил обогреться, машина у него там застряла. Говорит, чужая девочка, хорошая, а чья, не знает вовсе. У дома покататься взял, да и завёз. Ну?
— Ишь ты!
Лица у ребят были удивлённые и озабоченные. Некоторые, отойдя к своим кроватям, стали молча одеваться.
Люда поглядывала на всех испуганными чёрными глазами.
— Одного я не пойму, — буркнул, подумав, старший: — где он её в машину то подобрал? В магазине зачем-то, говорит…
Люда подняла голову. Щеки её разгорелись, спутанные волосы торчали во все стороны.
— Я ту вышечку не нарочно поломала, — тихо, в отчаянии сказала она. — И пловунчиков. Только за ниточку немножко подёргала, они и свалились. Одни только разочек.
— Что ещё за вышечку?
— Вот.
Люда ткнула пальцем в фотографию на стене, съёжилась и снова нырнула в подушку.
— Ничего не разберёшь!
Старший встал, повернулся к ребятам, потом к Люде и твёрдо и решительно сказал:
— Ты, махонькая, лежи. Здесь лежи, грейся. А мы, ребята пойдём справимся, какой-такой шофёр, почему завёз. Пошли?
И через несколько минут, друг за другом, одетые в форменные куртки и ушанки, они уже выходили из комнаты. Около Люды остался один — с тёмным вихром. Он накинул рубашку, подошёл к печке и отворил дверцу. Красные угли вспыхнули и зажглись ещё ярче.
— Ты лежи, лежи, грейся, — повторил мальчишка, набрасывая на Люду ещё одно одеяло. — Валенки-то давай посушу.
Он отнёс их к печке, вернулся. Люда, как зверёк из норки, выглядывала из-под воротника шубки.
Мальчишка подумал, полез зачем-то к фотографиям на стене и долго и внимательно рассматривал их.
— Вышку, говорит, поломала, — сказал он наконец. — Ишь ты!.. Ловко придумала.
— Там такая вышечка у них, и куколочка наверху, — забормотала под воротником Люда. — Я за ниточку подёргала, они и свалились. Пловунчики…
— Да где вышка-то?
— А у мамы Глебкиной на столе. И стаканчики разные.
Мальчишка наклонился к Люде и укоризненно посмотрел на неё.
— Да разве ж вышки на столах бывают? — строго сказал он. — С них в воду пловцы летом в реке, зимой в бассейне прыгают. Что я, не знаю? А ты — на столе…
Люда молчала. Орешек вылез из-под кровати, сел на пол и, пятясь, поехал к печке.
— А она пловун, — прошептала Люда. — Которая плавает.
— Кто, кто плавает?
— Мама Глебкина. Мы с Гандзей к ним насовсем в Москву приехали.
— Значит, живёте с которой?
— Живём.
Мальчишка прошёлся по комнате; нахмурившись, остановился у окна.
— Мелешь ты чего, не понять! — сердито сказал он, почёсывая в затылке. — В бассейне плавает?
— Я не знаю про бассейн.
— А как её звать-то?
Люда спихнула одеяло с шубкой и села.
— Звать Ольга И-ивановна, — запинаясь, ответила Люда. — Глебкина мама.
— А по фамилии?
— Ав… Авдеева.
Люда подумала немножко.
— Наша мама студент-митриолог, — забормотала снова она, — а Глебкина мама пловун. У неё такой значочек есть.
Последние слова Люда прошептала едва слышно, исподлобья глядя куда-то в стену.
— Пловун… Ловко придумала!.. Стой, стой, погоди! Какой, говоришь, значок?
— Чим-пионский.
— Стой, стой, погоди! — заторопился вдруг мальчишка, — Значит, плавает и значок чемпионский имеет?
Люда кивнула головой. Тогда мальчишка перебежал комнату к стоявшему в простенке шкафу. Мурлыча что-то, распахнул дверцу, стал перебирать разложенные на полках книги, растрёпанные журналы. Потом вернулся, неся ворох узких газетных вырезок, книжку в цветастой обложке.
— Ну-ка, пловун, — приговаривал он, листая её и приплясывая, — раз чемпионский, значит тут надо поискать. Я их всех собираю, чемпионов. По лыжам — раз, по конькам — два, по боксу…
Он раскладывал перед Людой вырезанные кружками и уголками листки. С них смотрели весёлые и серьёзные лица, потом замелькали лёгкие прыгуны, быстроногие конькобежцы…
— Так, так, эге! Стой, вот они, пловцы, — говорил мальчишка. — Видать, это у ней дома модель такая, вышечка твоя. Говоришь, поломала? Значит, всыпят. Ладно, поищем… Эге! Гляди, не она?
Нет, это была не Ольга Ивановна. У Глебкиной мамы были пушистые светлые волосы, тёмная юбка и кофточка. А здесь, среди выстроившихся полукругом ребят, стояла похожая на неё, только высокая женщина в майке и круглой шапочке. Сбоку уступами поднималась большая, как дом, знакомая вышка. А на майке у женщины белела перечёркнутая полоской, тоже очень знакомая светлая буква.
— Буковка, — шепнула Люда, ткнув в неё пальцем. — Я знаю. Как у мамы Глебкиной. Мы зарядку детали, я видала. Называется «С».
— Зарядку? Это не буковка, а эм-блема, — сказал мальчишка. — Эмблема спартаковская, так бы и объяснила. А ты «буковка»!
Он поднял листок и громко прочитал:
— «Старший тренер ДСШ «Спартак», чемпионка по плаванию вольным стилем за 1948 год Ольга Ивановна Авдеева со своими учениками». Она, верно, и есть? То-то же. Эх ты, пловун!
Мальчишка сгрёб рассыпанные по кровати листки, побежал опять к шкафу. Застёгивая на ходу рубашку и пряча под ушанку вихор, сказал:
— Теперь вот чего: ты, значит, лежи. Лежи, отдыхай. А я к своим скорей побегу, скажу — отыскался след. Не балуй только тут, а не то осерчаем! — Он повернулся к двери, накидывая на плечи куртку. — Ты лежи, спи.
— Я не хочу спать, я наспалась, — сказала Люда, берясь за спинку кровати.