Большая расплата - [26]

Арман открыл дверь и оказался лицом к лицу с Мишелем Бребёфом.

Рейн-Мари тут же встала рядом с мужем.

— Арман, — приветствовал Гамаша Бребёф, потом повернувшись к ней: — Рейн-Мари.

— Мишель, — коротко, но вежливо поприветствовала его она. От него пахло виски, но пьяным он не выглядел.

— Прошу прощения за то, что появился на вашей вечеринке, куда меня не приглашали, — по-мальчишески смущенно улыбнувшись, сказал он ей. — Я не хотел. Я приехал на день раньше из-за шторма и хотел вам сообщить о своем прибытии, а попал прямо на вечеринку. А теперь вернулся, чтобы извиниться.

— Я немного устала, — сказала Рейн-Мари мужу. — Пойду-ка в постель. Мишель.

Она кивнула мужчинам, Мишель улыбнулся.

Рейн-Мари покинула комнату, Жан-Ги заметил взгляды, которыми обменялись Гамаши.

Рейн-Мари не на шутку рассердилась, разгневалась на это очередное вторжение в их личную жизнь, трату их личного времени. Жан-Ги редко видел тёщу в гневе. Арман дал жене знать, что всё понимает, просто пожав ей руку, прежде чем та удалилась в спальню.

— С Жаном-Ги Бовуаром вы знакомы, конечно, — проговорил Арман, и Бребёф с Бовуаром обменялись рукопожатиями.

— Да, инспектор. Как поживаете?

— Нормально, — ответил Бовуар. — Как и вы, по всей видимости.

Когда-то суперинтендант Бребёф приходился Бовуару начальником, но отстоял от того далеко вверху по иерархической лестницы. Они почти не пересекались. А теперь оказались на равных. Словно ничего не произошло.

Всё это была игра. Шарада.

Одно слово. Звучит как лицемерие.

Но Бовуару виделось большее. Да, Гамаш претворился гражданским. Но ведь никуда вся та история не делась. И история была не только о боли, но и глубокой привязанности.

Может ли привязанность пересилить боль? Могло ли такое произойти? Подобные вещи вообще возможны?

Жан-Ги проследил, как Гамаш приглашает Бребёфа войти. Бывший суперинтендант остановился возле камина в ожидании, когда ему предложат сесть.

Пауза затянулась.

Потом Арман жестом указал Бребефу на кресло, и Мишель в него опустился.

И Бовуар ушел, унося с собой неприятное чувство тошноты.

Глава 9

— Налей себе чего-нибудь, — предложил Арман, махнув рукой в сторону буфета с выставленными на нём бутылками.

Предоставив Бребёфа самому себе, он прошел в спальню следом за Рейн-Мари, сейчас вешающей одежду в шкаф.

— Как ты? — спросил он, следя за текучими движениями стоящей к нему спиной жены.

Рейн-Мари обернулась к нему. Она плакала.

— О…- только и мог выговорить он, притянув жену к себе.

Чуть позже она отстранилась, Гамаш протянул ей носовой платок.

— Это так печально, — произнесла она, поводя платком в воздухе, словно хотела разогнать тучи. — Когда я увидела Мишеля, услышала его, на секунду мне показалось, что всё как прежде. А потом вспомнила всё произошедшее.

Она вздохнула и посмотрела на прикрытую дверь спальни.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — она стала вытирать платком тушь под глазами.

— Мишель Бребёф больше не представляет для нас опасности, — уверил Гамаш, держа жену за руку и смотря ей прямо в глаза. — Теперь уже нет. Теперь он бумажный тигр.

— Уверен?

— Уверен, ma belle. Ну, тебе лучше? Хочешь, попрошу его уйти?

— Нет. Я в порядке. Мне еще нужно кое-что прочесть. А ты иди и развлекай этого говнюка.

Арман с удивлением воззрился на жену.

— Кажется, я пошла по стопам Рут, — засмеялась Рейн-Мари. — Это так освобождает.

— Лучше и не скажешь. После того, как избавлюсь от Мишеля, позову экзорциста.

Поцеловав ее, он вышел.

В час ночи Рейн-Мари потушила свет. Арман все еще был в гостиной с Мишелем. Она слышала их смех.

* * *

— О боже, я совсем об этом забыл, — смеялся Мишель.

Бутылка скотча переместилась из бара на кофейный столик, уровень виски в ней значительно снизился.

— Как ты мог забыть профессора Мёнье? — спросил Арман.

Взяв бутылку, он налил каждому еще по порции виски, и, уложив ноги в тапочках на скамейку для ног, продолжил:

— Он же был как мультяшка. Вылаивал приказы и кидался в нас мелом. У меня до сих пор шрам, — он показал на затылок.

— Тебе надо было пригнуться.

— А тебе не надо было провоцировать его. Он целился в тебя, я же помню.

Мишель Бребёф засмеялся:

— Окей, вспомнил.

Потом смех его перешел в легкий кашель, потом совсем затих.

— То были самые долгие три года в моей жизни. Академия. Думаю, они же были и самыми счастливыми. Мы были так молоды. Неужели такое возможно?

— Мы пришли туда девятнадцатилетними, — заметил Гамаш. — Я смотрел сегодня на этих ребятишек и размышлял — мы были тогда такими же юными? И как мы стали такими старыми. Всё было словно вчера, а мы уже сделались профессорами.

— Ты не просто профессор, — Мишель приветственно поднял свой стакан. — Ты стал коммандером.

Выпив, он посмотрел в пустой стакан и тихо начал:

— Почему?..

— Oui? — подбодрил его Арман, когда пауза затянулась.

— ЛеДюк.

— Почему я его оставил?

Бребёф кивнул.

— Кажется, сегодня вечером вы с ним нашли общий язык. Ты и скажи.

— После вечеринки он пригласил меня к себе, — сказал Бребёф. — Он кретин.

— Гораздо хуже, — сказал Гамаш.

— Да, — согласился Бребёф. Потом внимательно посмотрел на собеседника. — Что ты собираешься с ним делать?

— Ай, Мишель, — протянул Гамаш, закинул ногу на ногу и, подняв стакан на уровень глаз, сквозь янтарную жидкость посмотрел на Бребёфа. — Ты должен беспокоиться о собственных делах. Тут такой бардак — у тебя не останется времени на что-то ещё. А я позабочусь об остальном.