Большая расплата - [123]

— Я был ребёнком.

— Ты был добрым, — сказала Хуэйфэнь. — А сейчас посмотри на себя. На меня. Он нас выбрал. И сломал.

— Никто меня не ломал, — возмутился Жак. — Я крепче, чем когда-либо.

— Вещь крепче там, где эту вещь сломали, — сказала Амелия. — Правильно, сэр? Вы написали это на доске в первую неделю.

— До той поры, пока есть смысл чинить, — сказал Гамаш. — Да.

— Три года.

Они посмотрели на Хуэйфэнь. Она говорила спокойно. Словно отчитывалась старшему офицеру.

— Это началось в первый же месяц, как мы поступили. Мы никогда не знали, когда он нас позовёт в очередной раз, и мы должны будем пойти к нему в комнаты. Иногда мы оказывались там поодиночке, но чаще вместе с остальными.

— Что там происходило? — спросил Гамаш, боясь получить ответ, но понимая, что он должен, наконец, это услышать.

— Он доставал револьвер. Исполнял целый ритуал, клал револьвер на поднос с выгравированным девизом Сюртэ. Выбирал одного из нас, кто понесёт поднос в гостиную.

— Это была честь, — буркнул Натэниел.

— Но самая большая честь оказывалась кадетам, выбранным для несения другого подноса, — продолжала Хуэйфэнь. — На котором была пуля.

— Мы тянули жребий, — сказал Натэниел. — Побеждала длинная соломинка.

Он захихикал, а когда не смог успокоиться и остановить истерический смех, Амелия, чтобы поддержать, взяла его за руку.

— Я выигрывал, — сказал Натэниел едва слышно. — Три раза.

Он уселся прямо и с вызовом посмотрел в глаза Гамашу.

— Три раза мне приходилось заряжать барабан единственной пулей. И крутить его.

Когда Натэниел не смог продолжать, вступила Хуэйфэнь.

— И поднимать револьвер, — она приставила палец к виску.

Когда замолчала и она, начала Амелия.

— И нажимать на спусковой крючок, — тихо произнесла она.

— Три раза, — прошептал Натэниел.

— Дважды, — сказала Амелия. Она крепко сжала губы, задрав подбородок.

Хуэйфэнь и Жак промолчали, и Гамаш с ужасом понял, что те просто сбились со счету.

— Вы очень смелые, — сказал Гамаш, смотря в глаза, которых коснулось безумие.

— Был бы я смелым, — сказал Натэниел, — я бы отказался.

Гамаш яростно затряс головой.

— Non. У вас не было выбора. Сидя тут, в часовне, в безопасности, вы думаете, что выбор был. Но его не было. А трусом был именно Серж ЛеДюк.

— В тот последний раз, — зашептал Натэниел, глядя Гамашу в лицо широко распахнутыми глазами, — я молился, чтобы он наконец выстрелил. — Слёзы катились у него по щекам. Едва слышно он добавил: — Я обмочился.

Арман Гамаш поднялся, притянул парня к себе и крепко обнял.

Тот плакал. Сломленный, но теперь, может быть, исцеляющийся.

Позади Бовуара хлопнула дверь и тот, обернувшись, обнаружил входящего в церковь Поля Желину.

Офицер КККП сел рядом с Жаном-Ги.

— Он заставлял их играть в русскую рулетку? — сказал Желина.

— Мужик был чудовищем, — сказал Бовуар.

Желина кивнул.

— Да. Но в итоге кто-то его остановил. Теперь мы знаем, почему. Этого кусочка мозаики нам и не доставало — мотива. Серж ЛеДюк был убит единственным выстрелом в висок. И мы знаем, что убийца в этой комнате. Не важно, насколько всё хорошо обставлено, но это всё равно убийство.

Поль Желина потрудился принять пристойный вид человека, опечаленного перспективой ареста смельчака, победившего монстра.

— Это могла быть самозащита, — сказал Жан-Ги. — Или вообще несчастный случай. Может, ЛеДюк сам с собой такое сделал.

— Разве он похож на тех, кто мог воспользоваться таким шансом? Приставить револьвер к собственному виску и нажать на курок, как он проделывал с кадетами? Сыграть в русскую рулетку?

— Нет, — согласился Бовуар.

— Нет. На его руках нет следов пороха. Кто-то убил его. Тот, кто знал про револьвер и игру. Тот, кто хотел, чтобы всё прекратилось.

— Коммандер Гамаш не знал.

— Возможно, он как раз узнал той ночью, — сказал Желина. — И отправился туда, чтобы противостоять ЛеДюку. И убил его.

Желина поднялся, перекрестился, потом склонился и шепнул в ухо Бовуару:

— Из уважения к месье Гамашу, я не стану арестовывать его здесь и сейчас. Принимая во внимание, что мы в святилище. Но мы возвращаемся сегодня утром в Академию. Вам нужно подготовиться. Сначала я получу ордер. Потом приду за ним.

— Вы совершаете ошибку, — сказал Бовуар. — Он не убивал ЛеДюка.

— Разве он похож на человека, у которого на уме никогда не было убийства? — Желина махнул в сторону Гамаша, стоящего в передней части часовни, окруженного кадетами.

Потом офицер КККП выпрямился.

— Ваш тесть любит поэзию. Смерть Дюка романтическое событие, как вы считаете? Особенно в свете открывшихся обстоятельств. Пуля прошила ему мозг. «Спеши сюда и встретишься с судьбою».

Жану-Ги, наблюдавшему за Гамашем и кадетами, было слышно, как тихо щелкнула закрывшаяся дверь.

В том, что случилось, он не находил ничего романтического. Тем более в том, что должно было случиться дальше.

Глава 40

Коммандер Гамаш стоял у входа в аудиторию и слушал, как профессор Шарпантье завершает лекцию.

Его студенты-третьекурсники, уже получившие базовые знания, переходили на новый, критический уровень. Уровень передовой тактики.

Гамаш наблюдал, как Хуго Шарпантье, яростно потея, объяснял, что тактика не в том, чтобы занять лучшую позицию и подстрелить кого-то.