Большая Полянка. Прогулки по старой Москве - [39]

Жил Орлов-Чесменский среди роскоши, поистине азиатской. Нрава был крутого, на расправу скор, однако же и хлебосолен. Один из современников писал: «Какое-то очарование окружало богатыря Великой Екатерины, отдыхавшего на лаврах в простоте частной жизни, и привлекало к нему любовь народную».

Главной достопримечательностью орловского владения был так называемый воздушный театр. Он представлял из себя крытую большую галерею, где вместо декораций использовались настоящие деревья и кусты. Заканчивались представления роскошным фейерверком.

Вместе с хозяином изменилось и Нескучное. Ананасы стали уж не те. Зато прославилась усадьба каруселями.

Как ни странно, нынешнее слово «карусель», обозначающее тихоходный круг, к которому прибиты расписные деревянные лошадки, и на которых, в свою очередь, сидят измазанные шоколадом вялые детишки, двести лет назад обозначало зрелище гораздо более воинственное.

Участвовали в каруселях всадники в костюмах и на свирепых лошадях. Кавалерам следовало пройти карусельный тур. То есть, разделившись на кадрили, выполнить огромное количество, по сути, цирковых заданий. Они пробегали по месту, где ныне играют в невинный пинг-понг, хватали на скаку чужие шлемы, рубили картонные головы, старались попасть копьем в мяч. А границами той карусели служили большие китовые ребра.

Самым ловким вручали призы – кубки, блюдца и перстни из золота. А дядюшка поэта Пушкина (тоже поэт, Василий Львович Пушкин, завсегдатай таких мероприятий) как «карусельный пиита» посвящал им стихи.

Кстати, вместе с рыцарями в каруселях участвовала и дочь Орлова Анна Алексеевна с подружками – юной Урусовой, юной Гагариной, юной Щербатовой. Они поражали зрителей тем, что не хуже мужчин рубили картонные головы и выдергивали копьем кольца.

Анна вообще была девицей колоритной и, по общему признанию, весьма красивой. Гавриил Романович Державин посвятил ей одно из своих стихотворений:

Ты взорами орлица,

Достойная отца;

Душою голубица,

Достойная венца.

Приятности дивятся

Уму и красотам,

И в плясках все стремятся

Лишь по твоим следам.

Явишься ль в Петрополе, —

Победы поженешь:

Как флот отец твой в море,

Так ты сердца пожжешь.

Конечно, в карусели девушка была неотразима.

«Вестник Европы» сообщал об этом развлечении: «В последней половине минувшего июня в Москве, у Калужской заставы, посреди нарочно устроенного обширного амфитеатра, два раза дано было прекрасное и великолепнейшее зрелище каруселя. По Высочайшему дозволению… составилось здесь благородное карусельное собрание под главным распоряжением его высокопревосходительства Степана Степановича Апраксина, который наименован главным учредителем всего каруселя. Стечение зрителей было чрезвычайное: в первый раз июня 20-го, для входа в ложи и амфитеатр розданы были зрителям билеты; а 25-го числа, для дня рождения… великого князя Николая Павловича, дан был подобный первому карусель в пользу бедных. Благородные рыцари показывали искусство свое в верховой езде, меткость рук и умение управлять оружием. Богатый убор церемониймейстеров и кавалеров, устройство кадрилей, порядок шествия, все это выше всякого описания, все достойно обширности, многолюдства и пышности древней столицы величайшей в мире империи».

Впрочем, Нескучное в то время славилось не только каруселями, но и пирами. Граф Орлов был щедр. Особенно, когда он принимал своих старых друзей (княгиню Е. Р. Дашкову, к примеру). Один из современников упоминал, что ужин у графа Орлова-Чесменского «весь состоял из домашней провизии, ветчины, баранины, кур, гусей и пр., приправленный домашними напитками, квасами, настойками, наливками и медами; иностранные виноградные напитки были исключены».

Впрочем, и обычные его балы изобиловали роскошью. Орловский сад, обстроенный купальнями, беседками и всяческими маленькими храмами, нередко заполняли толпы приглашенных и неприглашенных гостей.

Иной раз случались курьезы. Однажды, например, во время одного из пиршеств, данного в честь взятия Очакова графом Григорием Потемкиным, подвыпивший Орлов позвал к себе случившегося тут же дурака Иванушку Нащокина и дал ему щелбан. Тогда Иванушка показал на портрет императрицы, украшавший зал, и спросил у хозяина:

– А что это у тебя такое?

– Оставь, дурак, это портрет матушки нашей императрицы, – ответил Орлов.

– Да ведь и у Потемкина такой же есть, – не отставал Иванушка.

– Да, есть такой же, – согласился Орлов.

– Потемкину-то дают за то, что города берет, а тебе, видно, за то, что дураков в лоб щелкаешь, – вдруг выдал Нащокин.

И, как вспоминают современники, едва остался жив.

Когда же своенравному хозяину надоедали посетители, граф предпочитал не церемониться. Он выходил на середину сада, трубач трубил особенный сигнал, после чего щедрый хозяин выкрикивал одно лишь слово: «Вон!» И гости разъезжались.

Нравились Орлову и воздушные шары. В газетах того времени частенько появлялись объявления соответствующего характера. Например, о том, как некий Александр Терци, «прусского короля привилегированный гимнастический художник», запустил в графских владениях «аэростатический воздушный шар», который «плавал над Москвою очень долго в виду всех жителей, удостоился от почтеннейшей публики лестного одобрения».