Большая Полянка. Прогулки по старой Москве - [20]

Внутри их комнаты были убраны, как кустарные магазины, различными символами родства, долголетия и домашней верности. Преобладали белые слоны большой и малой величины, художественно исполненные собаки и раковины. Им не был чужд культ умерших, а также некоторое уважение к отсутствующим. Казалось, эти люди с славянски пресными и жестокими лицами ели и спали в фотографической молельне».

Мандельштаму в то время казалось, что это предел бытовых неудобств.

* * *

В конце концов, семейство Мандельштамов убежало из Москвы в теплый и нежный Киев. Именно там, «из прекрасного далека», было написано одно из самых замечательных стихотворений Осипа Эмильевича – «1 января 1924 года»:

Кто время целовал в измученное темя, —

С сыновней нежностью потом

Он будет вспоминать, как спать ложилось время

В сугроб пшеничный под окном.

Кто веку поднимал болезненные веки —

Два сонных яблока больших, —

Он слышит вечно шум, когда взревели реки

Времен обманных и глухих.

Это стихотворение – одно из наиболее московских и, вместе с тем, антимосковских в мировой литературе вообще. А появилось оно, без сомнения, благодаря дому на Якиманке.

* * *

Рядом стояла церковь, посвященная Казанской иконе Божией Матери. Храм прославился во время революции 1905 года. Один из повстанцев вспоминал: «Столкновение с монархистами произошло также на Калужской площади, где перед ними с паперти Казанской церкви выступал в полном облачении какой-то священник, призывавший в своей погромной речи к избиению студентов и забастовщиков. Участники происходившего как раз в тот момент митинга на заводе Корнеева-Горшанова поспешили на площадь и, вступив с черносотенцами врукопашную, разогнали их».

Впрочем, тот же храм вошел в одно из самых светлых произведений русской классики – «Лето Господне» Ивана Шмелева. Именно в приходе этой церкви жила семья предпринимателя Шмелева. Именно об этом храме радел весь их дом: «Перед Казанской толпа, на купол смотрят. У креста качается на веревке черненькое, как галка. Это Ганька, отчаянный. Толкнется ногой – и стукнется. Дух захватывает смотреть. Слышу: картуз швырнул! Мушкой летит картуз и шлепает через улицу в аптеку».

Василь-Василич кричит:

– Эй, не дури… ты! Стаканчики примай!..

– Дава-ай!.. – орет Ганька».

Многие обвиняют Ивана Шмелева в избыточной идеализации дореволюционного православного быта. И зря – ведь он всего лишь вспоминает о своем счастливом детстве. И нет, конечно, его вины в том, что оно прошло именно так. Писатель абсолютно честен, ничего не придумывает и не привирает.

«О, незабвенный вечер, гаснущий свет за окнами… И теперь еще слышу медленные шаги, с лампадкой, поющий в раздумье голос – Ангели поют на не-бе-си-и…

Таинственный свет, святой. В зале лампадка только. На большом подносе – на нем я могу улечься – темнеют куличи, белеют пасхи. Розы на куличах и красные яйца кажутся черными. Входят на носках двое, высокие молодцы в поддевках, и бережно выносят обвязанный скатертью поднос. Им говорят тревожно: «Ради Бога, не опрокиньте как!» Они отвечают успокоительно: «Упаси Бог, поберегемся». Понесли святить в церковь… В ограде парусинная палатка, с приступочками. Пасхи и куличи, в цветах, – утыканы изюмом. Редкие свечечки. Пахнет можжевельником священно. Горкин берет меня за руку… Он ведет меня в церковь, где еще темновато, прикладывает к малой Плащанице на столике: большую, на Гробе, унесли. Образа в розанах. На мерцающих в полутьме паникадилах висят зажигательные нитки. В ногах возится можжевельник. Священник уносит Плащаницу на голове. Горкин в новой поддевке, на шее у него розовый платочек, под бородкой. Свечка у него красная, обвита золотцем».

Этот храм снесли сравнительно недавно – в 1972 году.

Иоаннов приход

Церковь Иоанна Воина (Большая Якиманка, 46) построена в 1717 году по проекту императора Петра Великого.

По преданию черновые чертежи этого храма набросал сам Петр I. Не удивительно.

Самодержавною рукой

Он смело сеял просвещенье,

Не презирал страны родной:

Он знал ее предназначенье.

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник.

Так писал Пушкин про Петра Великого.

И вправду, император был охоч до всевозможных экзотических ремесел. Архитектурное – еще не самое опасное из них. Известно, например, что Петр очень любил дергать зубы. Царю при этом было совершенно все равно – здоров зуб или нет, нуждается он в удалении или достаточно менее радикальных мер. Петр дергал зубы у своих придворных пьяненький, на ассамблеях – за провинность или же, наоборот, в знак уважения. А тут – всего лишь церковь сочинил. Тем более что надзирали за строительством все-таки настоящие, профессиональные архитекторы.

А громадный сад при этом храме заменял жителям Замоскворечья парк или бульвар. Ни того, ни другого, увы, не водилось, и моционы устраивались прямо под стенами церкви.

Кстати, здесь, в домике причта жил в 1848 году художник Алексей Саврасов.

А в 1922 году здесь был произведен один из многочисленных в то время арестов духовенства. Он вошел в историю, собственно, процедурой. Священник Христофор Надеждин сидел в трапезной и пил чай. Он понимал, к чему все идет, и, как говорится, был готов.