Большая починка - [17]

Чу, идет кто-то. Шаркает башмаками по тротуару. В очках, как в фарах. От луны это. Остановился, огляделся, вынул бутылку, запрокинул голову: буль, буль, буль…

Пьяница несчастный… Фонарик возле дома Саши Павлова мигнул и погас. Пьяница прошел. И опять тихо.

Нет, снова чьи-то шаги. Идут двое. Несут что-то на палке. Какой-то узел. Фонарик у Сашиного двора мигнул дважды. За двумя с узлом увязался третий. Когда прошли мимо, Лида узнала: Ваня Родин из их звена.

Еще пять раз мигал фонарик, и ко всем, кто нес что-нибудь, примыкал сопровождающий. Последним за человеком с мешком ушел Саша Павлов. Наверное, это был он, потому что фонарик больше не мигал, хотя прохожие были с багажом. Ну, все, можно пожелать Саше Павлову удачи и ложиться спать. Никого, конечно, они не поймают, а она уж завтра потешится над ними, изобразит: Саша Павлов — ночной охотник за сокровищами.

Вдруг Лиде послышалось, будто где-то стрекочет швейная машинка. Машинка ночью? Глупо. Нет, стрекочет. Все ближе и ближе. Лида вгляделась в ночь и ахнула. Кто-то в белом катил по шоссе ящик с мороженым. И ролики-колеса стрекотали, как швейная машинка. Ящик… А может, не ящик? Может, то, ради чего Саша Павлов затеял ночную охоту? Лида почувствовала, что дрожь, как крапива, пробежала по телу. Она заметалась в окне. Саша, где он? Ах да, у нее же фонарик. И владеет она им не хуже других. Три точки — С, точка, тире — А, четыре тире — Ш, опять точка и тире — А, С — А — Ш — А.

Лида схватила фонарик и, когда ящик проехал, засигналила: «Са-ша Пав-лов… Са-ша… Пав-лов…» Нет ответа. Нет, нет и нет. А тот, с ящиком, далеко уже. «Швейную машинку» едва слышно, что делать? А если самой за тем, что с ящиком? Страшно, ночь, а она одна. А если не думать о страхе, забыть и не думать? Просто делать что надо и не думать…

Лида вылезла из окна и, прижимаясь к домам, засеменила вдоль улицы. Скорей, скорей, скорей… Стоп. Не слышно ли кого? Нет, тихо. А «швейная машинка»? Стрекочет впереди. Скорей за ней… Остановилась, прислушалась. Не так стрекочет, как раньше, глуше. Догадалась, тот, с ящиком, едет по мосту. Остановился. Отдыхает, наверное. Подкралась ближе, притаилась. Человек в белом стоит на мосту и озирается. Ой, что это он делает? Подкатил тележку к самому краю, перевалил ящик через перила и — бултых в воду. Снежка взревела от боли и, пустив фонтан, успокоилась. А тот, в белом? Уже не в белом. Снял халат и растворился в ночи, притаился. Может, ее выглядывает? Вот когда Лиде стало по-настоящему страшно. Бежать? Если бы она могла… Страх отнял силы, и все, что она сейчас может, это дрожать и смотреть.

Снова застрекотала машинка. Ага, это тот идет. Луна в лицо. Ощерил беззубый рот и тихонько засмеялся. Лида сразу узнала: дядя Оскар Маслюн, «сладкий» человек, продавец мороженого.

Как добралась домой — не помнила.

Заснула как убитая…

На Ленинской все двери и калитки настежь. Со двора во двор муравьями снуют ребята. Идет большой сбор металлического лома. Не по часам, по минутам растет ржавый муравейник во дворе школы. Чего-чего здесь только нет: кастрюли, самовары, кровати, ложки, примусы, костыли, гвозди, колокольчики, тазы, ведра, трубы, ножи, чашки, ключи, топоры, вилы, бороны, косы со щербинкой — все негожее, ржавое, а будто с кровью отнятое.

Прибежала чья-то бабушка.

— Уздечка от козы не у вас ли?

— Нет, мы только металл собираем.

Порылась недоверчиво в муравейнике: нет!

За бабкой еще идут. Покрутятся возле муравейника, повздыхают: не старья жалко, привычки. Ведро увели, ладно, худое оно. А без него, вроде, сарай сирота. Висело себе под крышей на гвоздике. И пусть бы висело. Войдешь, глянешь, тут оно: порядок! К занозе в теле и к той привыкаешь. А тут — ведро, вещь, хоть и бывшая.

Операция «С» началась ровно в девять ноль-ноль. Перед операцией старшая вожатая посвятила дружину в тайну поисков: свинцовый ящик тридцать сантиметров на полтора метра. Толщина в локоть. Найти и доставить на школьный двор.

Отряды разошлись по квадратам, звенья по улицам. Мишкино — прочесывало Ленинскую. Мишке-толстому повезло. Ему, как вожатому, доверили миноискатель, и он шел гордый, изучая землю волшебной палочкой. Ребята с завистью поглядывали на своего вожатого: им бы такую штуку. Но не просили, знали, не даст. У него перед ними преимущество: «штиль» на «барометре поведения», а у них «буря», «ветрено». Что же, Мишке-толстому самому себя лишать преимущества? Нет уж. Он пользуется им по праву и права своего никому не уступит.

В наушниках запели комарики. Мишка-толстый замер, покраснев от волнения.

— Лопату, — крикнул он и сам, не доверяя другим, стал копать.

Лопата звякнула. Глаза у ребят загорелись: неужели нашли что-то? Колпак какой-то. Мишка-толстый поддел его лопатой, и ржавая немецкая каска, как череп, сверкнула на ребят двумя пробоинами во лбу.

— Сокровище, — фыркнула Оля.

— Клад, — хихикнула Поля.

И все звено покатилось со смеху.

Мишка-толстый хотя и смутился, но виду не подал. Повел звено дальше. Вдруг остановился и спросил:

— А Лида где?

Увлеченный поиском, он и не заметил ее отсутствия. Звено переглянулось: действительно, где? Они всю ночь пробегали и то выспались. А Лида, наверное, с вечера завалилась спать. Неужели спит еще? Или косы расчесывает?