Большая перемена - [43]

Авдотьин побагровел и, что я от него уж совершенно не ожидал, застенчиво потупил глаза:

— Нет, она из станицы. Говорит: «Станешь учёным, бросишь меня».

Он хотел рассказать об этом, как о смешном случае. Но вот застыдился неожиданно для самого себя.

— И вы действительно бросите?

— Никогда, она лучше всех!

Положим, лучше всех другая. Но я не стал спорить, тем более сегодня, когда мы все стали друзьями.

— Вот закончите школу и куда дальше? — спросил я с искренним интересом.

— А дальше я стану историком. Буду изучать науку, как Тарле.

О да, такой твёрдо прошагает весь путь на своих ножищах! И там, где будет не по-человечески трудно, он вытрет рукавом пот, стиснет зубы, но добьётся своего. Мне бы его уверенность и волю.

— Желаю успеха, будущий коллега!

— Спасибо!

— Счастливого пути!

Он улыбнулся благодарно. Нет, не будет ему легко. Гигантская ноша легла на его плечи, и лицо у него, если приглядеться, осунулось. Дай ему сил, как говорят, не споткнуться под этой ношей и донести её до финишной черты.

— Пойду. Подзубрю до звонка грамматику, — сказал Авдотьин, — она даётся потрудней.

Он пошёл по коридору в свой шестой. Я вспомнил о нём на уроке в восьмом «В». Такие же Авдотьины сидели и здесь, в классе. Я впервые почти физически ощущал, как нелегко этим парням и девчатам. Смог бы я, отстояв день за станком, пересесть за парту? А они вот смогли.

Размышляя, я пропустил мимо ушей ответ ученицы. Она замолчала и смотрела выжидающе: ну, что, мол, я заработала, учитель? Я тоже помалкивал, только озадаченно: какую этой девушке ставить оценку? Занизишь — будет несправедливо. Завысишь — сам покажешься неучем. «Рискну, спрошу дату, ответит — ставлю пять», — пошёл я на мировую с самим собой.

Девушка не моргнув ответила — не подвела.

— Садитесь. Пять!

Я вызвал тощего курчавого парня.

— Не успел я, Нестор Петрович. Завяз в математике, угробил на неё, будь она неладна, весь обеденный перерыв.

Он заранее взъерошился в ожидании двойки. Этот парень работает бетонщиком. Я каждый день прохожу мимо его стройки и нередко вижу, как он, запорошённый серым цементом, орудует лопатой.

— В среду, на консультации, расскажете этот урок. Иначе двойка. Уговор? — сказал я, щедрый, словно загулявший купец, только что не ударил с ним по рукам.

Курчавый изобразил на длинном лице гримасу: надо же, пронесло! Я попытался вытащить к доске курносую круглощёкую девушку-прядильщицу, но результат был тот же — вчера она почти до утра прободрствовала над сочинением «Образ лишнего человека в русской литературе» и на мой предмет не осталось ни минуты — пора было мчаться в цех.

— Назначаю вам свидание, там же, в то же время, в среду, — произнёс я с шутливой галантностью, вызвав на её щеках лёгкий румянец. Не то от радости, мол, обошлось без последствий, не то его вызвал мой опрометчиво игривый тон.

«Неважно, когда они ответят, — убеждал я себя. — Главное, будет выучен урок». Впервые я чувствовал себя в классе легко и свободно, меня так и подмывало, так и тянуло обратиться к затасканному сравнению: «Словно рыба в воде». Однако я удержусь от этого штампа, к тому же следует учесть мои сложные отношения с той самой водой, однако ощущение было похожим, с точки зрения рыбы, конечно.

Мне даже понравилось это занятие — учить. Ну что ж, с аспирантурой у меня ничего не вышло, но, тем не менее, история снова была со мной. Небогатое содержимое учебников я, войдя во вкус, украшал живописными эпизодами из сочинений Костомарова, Ключевского, Карамзина. Мои ученики слушали с жадным вниманием, они мне верили и простосердечно надеялись: Нестор Петрович научит их многому и самому необходимому, только надобно набраться терпения и впитать в себя каждое сказанное им слово. И упаси меня бог эти надежды обмануть. Старайся, Нестор Петрович, смотри не оплошай!

На один из моих уроков в гости ко мне заявилась Екатерина Ивановна, наш директор. Помнится, это было в девятом «Г». «Нестор Петрович, вы не возражаете?» — «Ну что вы?! Я польщён, милости просим!» Она пристроилась на задней парте и отсидела все сорок пять минут, не вмешиваясь в ход событий. А они были — какой же урок без двоек и нарушений дисциплины, но лёгких, лёгких… Школьное начальство на моём уроке впервые, — до сих пор оно меня обходило стороной, — не трогало. Визит директора, видно, означал: всё, срок, отпущенный мне на акклиматизацию в школе, истёк и теперь спрос с меня будет строг, как и с бывалых учителей.

Потом мы с Екатериной Ивановной зашли в её кабинет, и там она вынесла приговор моему уроку.

— Дебют у вас неплох. Поздравляю! — сказала она, усадив меня на старый дерматиновый диван и усевшись рядом. От неё исходил приятный аромат духов, не вяжущийся, в моём представлении, с понятием «директор». — Новый материал вы излагаете красочно и понятно, — продолжало благоухающее начальство. — Во всяком случае стараетесь. И лично я не скучала, вспомнила кое-что из забытого, освежила память. Словом, провела время с пользой. Вот только вы всё время бегаете по классу, мельтешите перед глазами. Ученикам трудно сосредоточиться на вашем рассказе, их зрачки, я обратила внимание, мечутся туда-сюда, сюда-туда, следом за вами. И ещё, Нестор Петрович, как говорится, нельзя ли убавить звук? Вы кричите так, будто вас пытают, слышно на улице. Участковый не знает, что и думать. Мы тоже. Вы нас уже один раз перепугали со своим Нероном. Спокойнее, Нестор Петрович, спокойнее. Пока всё идёт как надо.