Большая Ордынка - [44]

— Холодно, — говорит, — и спать хочу. — И жмется ко мне.

А я даже ответить ей ничего не могу, потому что переживаю.

Доходим до Лермонтова. И что же вы думаете, — она с бригадиром стоит чуть ли не в обнимку. Свою куртку на него набросила. Нас увидела, даже не смутилась. И хоть бы что. К нам обращается:

— Нашего бригадира мы с вами совсем заморозили, никак отогреть не могу. — И руки его своими руками трет.

Бригадир нас встречать вышел без пиджака, в пижонской рубашке, надо думать, продрог. Другая ко мне прижимается и спрашивает его:

— Куда мы пойдем? Где вы нас устроите? Ужасно спать хочу.

Бригадир вроде бы ко мне обращается, очень мило так говорит:

— Я здесь на частной квартире, один, у меня дом — три комнаты, прошу ко мне, места всем хватит. Посидим, закусим, поговорим.

Пошли какими-то задворками. Она с бригадиром впереди идет, о чем-то болтает. А мы с другой позади тащимся, молчим. Никак не разберу, о чем они там говорят, только она все время смеется, заливается. И все это мне не нравится. Врезать бы сейчас этому бригадиру. Он хоть и тяжелее меня, но ничего, получил бы будь здоров. У меня как-никак разряд по боксу. Так руки и чешутся.

Заходим в помещение. Домишко ничего, чисто. Стол уже накрыт — бутылка коньяку, какая-то закуска, вино, все как полагается.

Бригадир приглашает садиться.

— Вы извините, если что не так, наспех все.

Она расхваливает стол:

— Все чудесно, тепло, уютно. Ах, как давно мы так не сидели. — Она рядом с ним, а я с другой рядом сел.

Выпили по стопке за знакомство. Все вроде идет нормально. Бригадир такой оживленный, довольный. Без конца что-то рассказывает, а она во все глаза на него уставилась, слушает, ему поддакивает, страшно всем заинтересована. Это его еще больше заводит. Парень он действительно начитанный — книг в комнате полно. В общем, разговор идет бойко. Только я как-то в этом разговоре не могу принять участия, и другая сидит зевает.

Еще выпили. Мы с бригадиром закурили. А она вдруг:

— Пойдемте, — говорит, — хочу купаться при луне.

А луна огромная, только что взошла.

Бригадир ей:

— Никуда я вас не пущу, холодно, простудитесь. А потом у нас здесь не положено купаться по ночам.

— А у нас положено. В этом маршруте я каждую ночь купаюсь и сейчас хочу, — дразнит бригадира.

Он говорит:

— Жаль, что вы нам не попались, ундина! А в вас действительно есть что-то от ундины.

Она смеется:

— Вы находите?.. Но правда же, я купаться хочу.

Что купаться она захотела, меня бы не удивило, оттого что за этот маршрут она себя уже показала. Мы в спальных мешках лежим, дрожим, никак не согреемся, холодно, ветер, а она в море совершенно спокойно заходит, заплывает так, что ее и не видно. На нервах любит играть. Вернется, всех еще высмеивает. «Вы, — говорит, — все в жизни проспите».

Но сейчас, думаю, дело не в купанье. Просто она хочет вдвоем с бригадиром побыть. От нас избавиться. Это ясно. А что, если он так ей понравился, что она уже ничего признавать не хочет? Что он втрескался в нее, это — элементарно, с ундиной сравнивает.

Между прочим, что такое ундина, я не знал. Когда у Лермонтова это слово встретил, даже у нее спросил, думал, ответит по-человечески. А она мне:

— Это, — говорит, — гидрогеологическое слово, как же вы его не знаете? Чему вас в институте учат?

Я сразу догадался, что она высмеивает меня, отлично знаю, что такого слова в геологии нет. Не поленился, отыскал в словаре.

Конечно, плохо, что у классиков часто встречаются незнакомые слова и даже сноски не всегда бывают. От этого иногда многого нельзя понять. Особенно я не люблю всякие мифологические имена и из Библии тоже. А вообще все это оттого, что мы не слишком-то образованны, не хватает нам общего развития. Всякие современные вещи знаем и в технике что-то смыслим, а в истории, например, ни бум-бум.

Меня до некоторой степени задело, что бригадир знает, что такое ундина, а я не знал. Думаю, наверняка она не забыла, что тогда надсмеялась надо мной. Но это между прочим.

А она так и тянет его за собой.

— Не хотите, — говорит, — одна пойду.

Но тут другая не выдержала и заявляет:

— По-моему, мы сюда не купаться пришли. И вообще уже пора спать.

И я довольно резко говорю:

— Да, пора спать.

Она расхохоталась:

— Ну, если вы уже сговорились, сдаюсь. Пошли за вещами!

С бригадиром чокнулась, с ходу выпила свой коньяк и даже не закусила. А я не понимаю: «Сговорились»! Что она этим хочет сказать? Никакого сговора не было.

Мы остались одни и закурили. Бригадир говорит:

— Да, занятный они народ, с ними не соскучишься. — Я молчу.

— А что ты такой мрачный? Может, кто-нибудь из них твоя девушка?

Я разозлился. Какое ему дело? При чем тут моя девушка? И ляпнул:

— В зависимости от обстановки.

Бригадира даже передернуло. Сразу подобрался весь. Вижу, переборщил. Говорю про другую:

— Успокойтесь, та моя девушка.

Тут они вваливаются с рюкзаками, даже мой притащили.

— Поухаживаем за начальником.

А другая все свое:

— Умираю, спать хочу.

Бригадир просит:

— Подождите. Вы еще вина не пробовали. На экспорт делаем. Такое только у нас, в Тамани.

Будь она проклята, эта Тамань! От злости весь коньяк — себе в стакан.

Опять сидим все вместе за столом. О чем-то разговариваем. Речь заходит о дельфинах, ни к селу ни к городу. Бригадир рассказывает — что-то там читал по этому поводу. И она говорит, что, мол, сейчас была бы не против пофлиртовать с дельфином, потому что уже доказано, какие они умные. А был, мол, такой случай, что чуть не умерла со страху. Однажды далеко заплыла в море, и вдруг, значит, стадо дельфинов навстречу. Она испугалась, знала, что они могут «заиграть». Кто-то там ей когда-то говорил, что надо лечь на воду и не двигаться. Она так и сделала. Лежит, уши в воде, ничего не слышит. Вдруг чувствует прикосновение дельфина.