Большая Ордынка - [28]

До выхода источника надо еще подняться. Володя нас опередил. А мы с Аллочкой не можем отдышаться. Дорого стоит каждая бутылка пробы. Отыщи источник, доберись до него, подойди. Сотни километров надо проехать, десятки пройти без дороги… Оценишь эту водичку, каждую ее каплю, когда сам отберешь пробу.

Зиновии Ивановны нет, где-то плутает.

— Зиновия Ивановна, ау! — кричит Аллочка.

И Володя сердится:

— Нечего кричать. Готовь бутылки. Отбирай пробы. Пусть… Будет знать, как отбиваться в маршруте.

Трещит валежник. Продираясь через кустарник, ломая ветви, пробивает себе дорогу Зиновия Ивановна. Она как взмыленный конь. Ковбойка прилипла, изорвалась. Руки в царапинах.

— Вот вам результат индивидуализма, — шепчет мне Володя. — Не пей, простудишься, — останавливает он Аллочку. — Ангину захотела схватить? Надо сперва остыть.

Рюкзак с полными бутылками совсем придавил Аллочку. Ремни врезались в узкие плечики. Спуск еще тяжелее подъема.

Зиновия Ивановна помягчела.

— Володя, — говорит она, — помогите Аллочке. Что вы, не видите? Ей тяжело.

— Вижу. Но у нас не развлекательная прогулка, Зиновия Ивановна, не пикник, а маршрут, — ехидно отвечает он.

Я вмешалась:

— Но вы же мужчина, как не стыдно.

— Мужчина, мужчина. Заладили одно. У нас не гулянье. Я должен научить коллектора работать. Вы думаете, мне не хочется ей помочь? Да, может быть, я и ее бы с удовольствием пронес вместе с рюкзаком. Откуда вы знаете? Но я начальник партии и не имею права.

«Ах, вот оно в чем дело…» — улыбаюсь про себя.

Вышли на тропинку. Узенькая, она вьется в зарослях. Вдруг что-то летит сверху и хлюпается у ног. Виноград. Нас забрасывают гроздьями винограда. Откуда это? Что такое?

Подбираем. Ягоды полопались. А в нас кидают еще и еще. Ничего не понимаем.

— Может быть, обезьяна?

— Человекоподобная! — бурчит Володя.

Это Виктор. Он забрался на дерево и продолжает бомбардировку. Все дерево оплетено вьющимися лозами. Высоко к солнцу поднялись виноградные кисти, совсем красные на свету.

— Как ты оказался здесь?

— Все расскажу. Уже два ящика нарвал. Видали, какое богатство? — Он спрыгивает с дерева, да так ловко! И впрямь обезьяна. — Вы представляете? Два вьючных ящика, с верхом. Рви сколько хочешь: задарма. Что вы скажете? Чудеса. Тары не хватает.

— А если бы мы стали тебя искать на старом месте? — сердится Володя.

— Я оставил там кастрюлю с виноградом и записку. Но это же совсем рядом… Сижу один, вы ушли. Любуюсь на природу… Вдруг слышу: мяу-мяу — котенок. Не поверил. Прислушиваюсь — в самом деле.

— Какой котенок, откуда он сюда попал?

— Сам думал, откуда. Оказывается, котенок, самый натуральный. Пошел на мяу. Мяу шее ближе, ближе. Ага, — палатка. Она совсем здесь рядом. Аллочка, прими к сведению: двое ребят — первый класс! Твой вид никуда не годится. Давай рюкзак, приободрись.

Мы подходим к палатке. Нас встречает молодая женщина с маленьким серым котенком на плече.

— Таня, — произносит она просто, протягивает руку.

Знакомимся. Уселись на кошме, разговариваем.

— Сейчас напою вас чаем, зеленым. У нас есть даже сушки, — говорит Таня. — Мальчики принесут винограду. У нас его здесь сколько угодно — и белого, и черного. Остатки парфянской культуры. Виноград одичал… Здесь совсем рядом парфянское кладбище. Могу вас отвести, показать.

Но Володя не хочет на кладбище. Впереди работа, время бежит, и пробы еще не отобраны.

Появляются ребята с ведрами винограда — Овез-дурды и Шир. Они студенты Ашхабадского университета, географы. А Таня — аспирант, ленинградка.

Вот так и проводят они лето втроем, перемещаясь со своей палаткой, с котенком, с места на место. Таня собирает гербарий, лазает по склонам гор к вершинам Сюнт и Хосардак, отмечает различные фазы у растений.

«Как странно, — думаю я. — Как будто бы все это уже было когда-то и мне знакомо. Ребята, ущелье, чай у костра… Так это же опять стихи Луговского, его герои…

Бойцы субтропиков. Рюкзак походный,

Кило пшена, заплатанные брюки

И длинный путь по огненным хребтам,

По зарослям, почти непроходимым…»

Овез расставляет пиалы. Шир заварил чай.

— Дайте сушки, сахар, хлеб, — командует Таня, — виноград.

— У вас здесь дисциплина. Матриархат.

— Мальчики очень хорошие. Почти не понимают по-русски. Я воспитала их, и теперь они во всем меня слушаются, помогают. Все научились делать. А вначале ничего не умели и ужасно стеснялись. В Кара-Кале они не хотели брать моего котенка. Ольга Фоминична мне сказала: «Ты, Таня, с ними построже, и все будет в полном порядке». Я так и делаю. Шир тогда выдержал все насмешки и гордо держал котенка в руках, когда мы уезжали. Он у нас прелесть, Шир. Охотник. Приносит нам кегликов[2] и сам жарит. И тебя угощает, да? — обратилась она к котенку. — А костер разжигает с одной спички, просто чудо. Жаль, что вы уезжаете… Я так соскучилась по русской речи. Ужасно захотелось домой, к своему сынуле.

Оказалось, у Тани семилетний сын. Она побоялась взять его с собой, а теперь жалеет. Почти полгода здесь, истосковалась. В этом году должна закончить работу над диссертацией.

— Я занимаюсь злаковыми и бобовыми — эфемерами. В Туркмении они являются единственным пастбищным кормом. Я собрала уже около восьмидесяти видов. Это все Ольга Фоминична, она продумала всю мою диссертацию. Удивительная женщина. Она расскажет вам про эфемеры. В Кара-Кале вы обязательно должны заехать в ВИР. Она чудо!