Большая Ордынка - [19]

Свела их интереснейшая научная проблема, над которой оба работали, — связь рудоотложений с явлениями новейшей тектоники и современным вулканизмом. Постоянные экспедиции — Приморье, Средняя Азия, Восточная Сибирь. Он переманил Ирину в свой институт, она стала работать в его отделе. Оба начали докторские. Она оказалась в хвосте, и не удивительно. Самым главным для Ирины стала необходимость быть незаменимой в его работе — работе бешеной, страстной, одержимой. Это-то и привлекало ее к нему. Ничего, кроме работы! Она знала, на что она шла.

Они работали тогда на Челекене. Жили в палатках. Он заболел, отравился консервами. Дикая боль. Температура сорок. От больницы категорически отказался: «Само пройдет». Не проходило. Провалялся неделю. Ослаб. Ирина выхаживала его. Как маленького кормила с ложечки. Стал он ей особенно дорог. И как-то так случилось, что все перешло в любовь. Все эти полгода на Челекене им было хорошо вместе. И чем дальше — становилось лучше. Он был ее мужчина.

Жена. Алехин никогда не говорил о ней, это было его табу. По-видимому, жена не мешала ему. Но для Ирины постоянно присутствовала. Особенно в Москве она понимала, что каждый раз от нее он возвращается к жене. Поспешный взгляд на часы, торопливые сборы, никакого прощания — уход. В отъездах возникала иллюзия, что их только двое, и потому каждый раз окончание экспедиции становилось для нее пыткой, которую она побеждала уверенностью в себе. Ирина не ревновала Алехина к жене. Ее чувство нельзя было назвать ревностью, это было нечто иное, скорее обида, не за себя, за Алехина, за его двойственное существование. О двух своих сыновьях Алехин тоже не рассказывал ей. Да и когда было рассказывать? В сутках слишком мало часов. Наука заполняла, захлестывала, поглощала. А в любви им и о самих себе некогда было поговорить. И вообще он не любил разговоров: «Ненужная трата эмоций, все ясно и так».

С судна не просто было обнаружить место, выбранное для высадки. Вулкан Тятя и все его окрестности укрыла густая пепловая пелена. Опять они были застигнуты сильным пеплопадом. И только к вечеру этого дня Ирине и Алехину с отрядом вулканологов наконец удалось высадиться. Ночевали в эвакуированном поселке, покинутом не всеми, в основном женщинами с детьми, в освободившемся и комфортабельном доме, опять всем скопом. Вулкан продолжал извергаться, выбрасывая огромные столбы пепла и газов. Гул, грохот, временами взрывы, грозовые разряды.

Ревность Ирина тоже иногда испытывала. Но какую-то странную… Будто ревновала его к самой себе. Он часто говорил ей: «Четко ты умеешь работать. Любуюсь». Или: «Ты замечательно отредактировала мое введение». Или: «Я прочитал твою главу. Как независимо ты мыслишь! Как смело думаешь. Молодец». А она возмущалась: «Ты любуешься, как я работаю, но не замечаешь, как я выгляжу и что у меня другая стрижка». Или: «Ты оценил мою редактуру, но тебе безразлично, идет ли мне мой французский свитер». Он всегда только отшучивался: «Все это подразумевается». Бывало и другое: как-то приехали к ней родственники и свидание с Алехиным (их tête-à-tête) Ирина устроила в квартире подруги, конечно, не институтской. В институте она не завела бы интимной подруги. Устроила свидание и — раскаялась. Не очень-то ей было приятно, когда там он вдруг оценил висевший в ванной комнате кружевной халатик, а потом и пестрый пончо, будто нарочно брошенный подругой на кресло. Смешно, но в квартире Ирины он никогда ничего не замечал. Хотя, пожалуй, нет, один раз все-таки заметил — изречение. Она держала на своем письменном столе перепечатанные на карточку слова:

«Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться и бросать, и опять бросать, и вечно бороться… А спокойствие — душевная подлость».

«Вот это мне нравится», — сказал Алехин. «Не удивительно, как-никак все-таки Толстой», — ответила она. «Я не текст имел в виду, а факт, что ты выбрала именно эти слова. Но цитата должна быть точной: «…и вечно бороться, и  л и ш а т ь с я. А спокойствие — душевная подлость». «Негодяй!» — с нежностью подумала тогда Ирина.

Вулканологи, уже в поселке начавшие наблюдения за вулканом, намечали дальнейший план действий и маршрут. Их главный заявил, что женщин (вместе с Ириной их было четверо) в маршрут к вулкану ни в коем случае не брать. Слишком тяжел будет путь, опасен подъем в кальдеру, спуск, и не для женщин такая физическая нагрузка. Алехин не вмешивался. Но Ирина стала уговаривать главного.

— Разве вы меня не знаете? Вы же не могли забыть нашу совместную работу на Камчатке? Помните, наш путь на лыжах к извергающемуся вулкану? Я же не отставала от вас. Забыли черную пургу? Я вынесла все это. У меня есть опыт. Или вы забыли, как там же летом, двое суток без воды, я отбирала на вулкане пробы газа? Правда, он тогда бездействовал. Я даже не спустилась к вам в лагерь. Забыли?

Он все прекрасно помнил. После долгих пререканий наконец главный согласился взять в маршрут Ирину с условием, что она понесет рюкзак такой же тяжести, как и мужчины. Женщины ей не завидовали. Алехин молчал. И что бы он мог сказать?