Большая охота - [5]

Клыкастый едва касался широкими лапами твердого наста и чувствовал, как им овладевают азарт, ярость, гнев.

Яростный азарт, граничащий с гневом, передался другим участникам набега. Волки не видели оленей, но чувствовали их рядом.

Оборвалась мгла, и ударили по стаду волки, завалив несколько важенок и телят. Опьяненные запахами свежей крови и бури, волки впились в громадное туловище стада, терзая его.

Стадо пронзила глубокая боль, оно тяжело шевельнулось и в панике понеслось, набирая разбег, в серую мглу…

V

Варя прилегла обдумать свое житье-бытье, наметить сюжет фоторепортажа, но незаметно уснула. Она не слышала, как топот тысяч копыт перекрыл вой метели, крики людей и визг собак. Этот гулкий топот ворвался в стойбище, затопил все другие звуки. Сметая все на своем пути, живой поток ударился о поленницу, под которой возилась Лидия. Поленья обрушились на женщину, и она свалилась в сугроб. А гул затих.

Когда Варвара проснулась, ребенок пищал, а лампочки все по-прежнему ярко освещали нутро безлюдного чума. Мальчик лежал в берестяной люльке. Варя огляделась в поисках Лиды, но ее нигде не было, лишь Пушица копошилась со своими щенками. Тогда девушка откинула полог, и метель тут же влепила ей зарядом снега пощечину. Варя юркнула назад, утирая мокрое лицо рукавом. Она подошла к люльке и осторожно потрогала ребенка, малыш почувствовал прикосновение и зарыдал еще громче. «Поди есть хочет», – подумала Варя и отыскала в люльке соску. Малявка бросился, как волчонок, на пустышку, энергично и шумно зачмокал, а потом вновь разрыдался. Варя решила покачать люльку. На какое-то время младенец угомонился, но потом заревел.

– Куда все подевались? – расстроилась Варя. – Даже собак не слыхать.

Она догадалась – надо пеленки поменять. Варя никогда не пеленала детей, только в кино видела, как меняют памперсы. Вытащив орущее создание из люльки, с содроганием развернула сверток. Она заранее приготовила несколько своих салфеток, укутала ими тельце и завернула в одеяло. Мальчишка на короткое время затих, а затем разревелся пуще прежнего.

Положение было отчаянным – Варя совершенно не знала, что делать. Чуть не плача от безысходности, она заткнула уши, ринулась вон из чума и во всю силу легких позвала Лиду. Но ее голос пропал в метельном вое. Наоравшись, она вернулась в чум, взяла сверток в руки и принялась баюкать, прохаживаясь туда-сюда. Но сколько она ни ходила, мальчонка не умолкал. В отчаянье, решительно расстегнула Варя кофту и лифчик, обнажила грудь и сунула в орущий роток. И сама едва не заорала благим матом от боли – так яростно впился в нее малыш! Как будто понимал: теперь – настоящее, теперь – без обмана…

Лида очнулась, и первая ее мысль была о ребенке. Гудела и раскалывалась от боли голова, ныла спина.

Женщина выбралась из-под поленьев и побрела к жилищу. Она вошла в чум, ее взору предстала Варвара, сиротливо притулившаяся с ребенком у потухшей печки.

– Спит? – прошептала Лидия.

– Ага. Орал два часа. Дала сиську – он и заснул. А молока ведь нету. Вот чудо!

Лида сказала, что, наверное, напали волки – вот стадо и сорвалось.

Послышались возбужденные голоса, в чум вошли мужчины, а с ними Белугин с Ритой.

– Дай мне винтарь! Я их! – орал Петр. Потом он прочистил горло, распрямил грудь и запел:

«Тореадор, смелее в бой,

Тореадор, тореадор!..»

Василий молча возился в сундуке, доставая карабин. Сказал:

– Стадо ушло к озеру. А собаки – в Лосиную балку. Там волки. Однако.

Мужчины на двух «Буранах» пропали в метели.

– Надолго, – махнула рукой Лидия, – может, несколько дней. Пока волков догонят да олешков соберут – так и вьюга кончится…

Женщины колготились: делали приборку, носили дрова, кочегарили печку. Потом пришла Полина, и Варвара устроила выставку своей парфюмерии.

– Дарю, – расщедрилась она.

Полина и Лида выбрали помаду, Рита к помаде прихватила духи.

– Хорошие, – со знанием сказала она, поливаясь духами. – В Салехарде стоят три тысячи.

– Дерут, – ответила Варя. – В Москве, конечно, дешевле.

– Ты в Москве где живешь? – спросила Рита.

– В Мытищах. Такой район.

– А я кроме Салехарда, нигде не была. Даже в Москве.

– Ничего, успеешь еще!

– Страшно. Кирька зовет ехать куда-то на Кипр, а мне боязно. – Рита поежилась, как от холода.

– Чего бояться?

– Он рассказывал, поехали туристы из Ямбурга в Индокитай, а там в тюрягу угодили. Ни за что! Дикие законы. Одна девушка по имени Наташа сутки просидела в камере с ихними уголовниками. Это ж надо! Как можно так с женщинами? Дикари.

– Давайте спать, поздно, – сказала Лида.

– Пожалуй, – откликнулась Варя. – Целый день зеваю, в сон клонит. Наверное, от перемены климата. В Москве уж тепло…

Она залезла под шкуру и скоро задремала. Подумалось: «Хоть бы душик какой. Как без бани месяц?»

Ей привиделся директор Касьяненко в обличье Петра. Он заботливо вопрошал: «Вас океросинили?» А в руках держал, балда, банную шайку и мочалку. Варвара кинулась, как ведьма, по чуму, и ей сделалось весело. «Ни хрена, – крикнула, – нет керосина, нет бензина, и мазута то ж!» Директор пропал, а Варя уже баюкала младенца. Она баюкала и успокаивалась, и потом ей стало понятно, что все идет очень хорошо, просто замечательно. Пробежит месяц, она проживет здесь небольшую, но полную впечатлений жизнь, что-то узнает и напишет отпадные, на зависть друзьям и назло врагам, репортажи.