— Что случилось? — спросил мужчина, делая нерешительный шаг в сторону старшеклассников. — Как я здесь оказался? И где все — ребята? Лариса? Мы были на практике в лаборатории «Медпрепаратов», что-то бахнуло, и я очутился здесь… Вы не в курсе?
Он продолжал идти в сторону Романа и Юли, и чем ближе он приближался, тем больше у Волкогонова сердце уходило в пятки. И страшно ему было не за себя. По всему выходило, что Виталя ничего не помнит. Вообще ничего. По сути, половину жизни. И как ему об этом сказать? Как?!
Между тем мужчина уже был в нескольких шагах. Видимо, от шока он не переставая говорил:
— Я вроде задремал. И во сне будто тридцать лет прошло. Представляете? А потом просыпаюсь, а я тут, и…
Договорить не успел — посмотрел в окно и увидел свое отражение. Замер и, казалось, даже перестал дышать. Потом медленно повернулся всем телом к отражению и снова застыл.
Бесконечные мгновения тянулись одно за другим, и Юля с Романом боялись пошевелиться, чтобы не вспугнуть их, чтобы не заставить время вновь понестись, сметая окаменевшего перед окном человека.
— Почему? — наконец сорвалось с твердых бесцветных губ одно-единственное слово. Оно рухнуло в пучину безответной тишины, снова заставив статую ожить. Задрожать плечами, шумно задышать, давясь кашлем и всхлипами.
По лицу Виталия Дорофеева потекли слезы.
Роман неуклюже слез со стола, встал рядом с Юлей, и они молча смотрели на содрогающегося от рыданий мужчину, за последние пару минут постаревшего еще на несколько десятилетий. Слова будут потом, а сейчас достаточно было просто стоять рядом, не оставлять плачущего в одиночестве.
Слова и слезы.
Иногда они лишние, иногда на них не хватает сил, иногда — они единственное, что у тебя остается. А иногда они даже могут спасти мир, если идут от чистого сердца.
Дар поэта.
Его нет ни в одном учебнике химии.
Человека можно лишить разума, и он не будет соображать, где он, кто он. Кого он любит.
Да, конечно, он может любить, но это будет не Любовь, а всего лишь поток мыслей, которые можно стереть тряпкой, как формулу на доске.
Но даже безумцы творят.
И их творения изменяют Вселенную.
Творчество создало мир — создало меня. И огненные стихи поэта уничтожили мой совершенный мир. Уничтожили меня.
Я проиграл, и не стать мне той Вселенной, которая будет другой Вселенной.
Она слишком большая.
А я слишком маленький.
Я снова расту,
только вниз.
Капаю.
Я капаю собой.
Я капелька.
Кап-кап-кап
Ш-ш-ш
Ш-ш
Ш…
Дима Жаткин, мой одноклассник, ставший одним из прообразов героя этой книги, в самом деле после школы поступил в высшую школу милиции. Сбылась его мечта. Через год, в 17 лет, он приехал в родную Пензу на стажировку и погиб на боевой операции. Мы хоронили его всем классом.
Я хочу отдать этой книгой дань уважения Дмитрию и всем его родным.
Роман Волков, выпускник 10А класса средней школы № 1996 года
P. S. А Юля? Юля тоже выросла, как и я. Не знаю, подкрашивает ли она волосы, чтобы не было видно седину, надеюсь, что нет.
Знаю, что у нее все хорошо, она окончила юридический институт и работает судьей на Урале. Замужем, дети.
Но я нашел ее «ВКонтакте» — и выслал этот текст первой, еще до того, как отправил редактору.
Что она ответит? Не знаю.
P. P. S. Эта книга для вас, молодые поэты. Я вами горжусь, завидую вам, потому что вы храбрее и честнее, чем я. И прошу вас: никогда не отступайте и никогда не предавайте свой дар. Он может изменить Вселенную. И спасти ее.
И вас.