Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [45]

К ним теперь присоединилась и прабабушка Таня, до этого возившаяся со своим вязанием в зале. Женщины закатали рукава, придвинули табуретки поближе к столу, смазали руки подсолнечным маслом, взяли чайные ложки. И начали лепить так быстро, что вначале у Яса даже немного закружилась голова. Одной рукой подцепить тестяной диск и положить его плашмя на ладонь, в это время второй рукой ложечкой зачерпнуть фарш из тазика, не много и не мало, а ровно столько, чтобы пельмень получился пузатый, но при этом легко защипывался той же самой рукой, которая еще секунду назад держала ложку. А где же ложка? Уже лежит на столе, ждет своей очереди отправиться за новой порцией фарша. Раз- положили диск на руку и зачерпнули фарш, два – плюхнули фарш на диск и положили ложку на стол, триииииии – сложили напополам и мелко залепили диск, соединили концы пельменя и положили его на большой черный противень рядом с точно такими же аккуратными пузатенькими собратьями. И все снова. И при этом все трое успевали еще непринужденно беседовать о чем-то.

Яс пытался было угнаться за ними вначале – но куда там! Пока он ковырялся с одним своим пельменем, у его прародительниц на противне выстраивался целый ряд, а то и полтора. Каждый пельмень давался Ясу очень непросто. То фарша оказывалось слишком мало, и приходилось докладывать, то слишком много, и приходилось убирать, иначе края отказывались залепливаться. К тому же фарш приминать пальцами было еще противней, чем крутить на мясорубке нарезку, поэтому Яс все манипуляции с фаршем на тестяном диске тоже старался производить с помощью ложки. На фоне мелькающих женских рук все эти потуги выглядели очень жалко, даже учитывая неопытность пельменного подмастерья. А на пятом или шестом пельмене внезапно наступила благодать. Яс перестал обращать внимание на то, сколько и как он лепит в сравнении с остальными. Он просто лепил в свое удовольствие и постепенно голова очистилась, а мысли воспарили куда-то очень далеко.

– Баба Таня, а ты была в Париже? – внезапно спросил Яс свою прабабушку. Неспешный разговор, который вели женщины, тут же прервался.

– Нет, – усмехнулась прабабушка,– не была.

– А ты, баба Наташа?

– И я не была, – вздохнув сказала бабушка Наташа.

– И ты, мама?

– И я, – все, кроме, Яса, засмеялись. – А почему ты спрашиваешь, сына? – в свою очередь спросила мама.

– Ну как! Париж такой красивый город! И д’Артаньян там жил. Там одни дворцы и еще там есть Эйфелева башня, увлеченно рассказывал Яс, не обращая внимания на улыбки. И никто из вас там ни разу не был! Я, когда вырасту, обязательно туда поеду! И тебя, баба Таня с собой возьму, – сказал он и сжал своей рукой морщинистую, покрытую пигментными пятнами и узловатыми венами руку прабабушки.

– А нас с бабушкой Наташей в Париж, значит, не приглашаешь? – не переставая смеяться, звонко спросила мама.

– Конечно, приглашаю! Но, если у меня не хватит денег на всех сразу, сначала бабушку свожу, а потом уже вас. Вы с бабой Наташей еще молодые, а бабушка Таня старенькая уже. Чтобы она посмотрела Париж обязательно. А то вдруг умрет, а Париж так и не посмотрит! – под непрекращающийся женский смех закончил объяснять Яс. Смеялись все трое. Мама смеялась так, что на глазах у нее выступили слезы, бабушка Наташа смеялась в голос, но негромко, а бабушка Таня хоть и просто улыбалась, но сколько в ее глазах было счастья от этих слов!

Потом противни с пельменями вынесли в сени до востребования, где мороз уже давно разрисовал однослойные окна прекраснейшими зимними цветами. Интересно выходит, думал Яс, гладя на эти узоры. Получается, что мороз создает точно такие же цветы на стекле зимой, как лето и солнце в природе? Выходит, между холодом и теплом есть что-то общее? Как интересно устроен мир. И тут не обошлось без волшебства! А последнюю партию они поставили вариться. Вареные пельмени были совсем не то, что сырые, их Яс ел с удовольствием, а потом еще попросил добавки. Он, как и прабабушка, больше любил со сметаной, а мама и бабушка Наташа предпочитали их есть со сливочным маслом. И с «коброй», которую они накрутили в сентябре. «Кобра» смешивалась со сметаной в нежно-огненно-кислый вкус, который так хорошо дополнял большие и сочные домашние пельмени. С этого дня все, что будет связано с тестом и фаршем, станет любимой кухней для Яса. А попадет он впервые в Париж только спустя более четверти века, на тридцать пятом году жизни, уже семейным состоявшимся мужчиной, отцом своего первого сына. К этому времени бабушка Таня будет лежать в могиле на бурундайском кладбище уже десять лет. Париж за все свои восемьдесят три года она так ни разу и не увидела.

За зимой быстро и незаметно прошла весна. Поумневший Яс с показной неохотой, глубоко вздыхая каждое утро, дохаживал в детский сад. Ирина Викторовна, Олежка, все остальные дети стали для него вдруг старой декорацией, пыльным театральным реквизитом к любимому, но уже слишком малышовому спектаклю, из которого он незаметно вырос. Внутри него все жаждало новых пьес и новых героев. И на прощальной линейке майским утром Ясу было понятно, что счастливое детсадовское детство освобождает сцену чему-то новому. Скоростному и дерзкому, как его любимый аттракцион “Сюрприз” в парке, на котором он впервые прокатился этой весной.